Харий Галинь - Повести писателей Латвии

— Может, и так, и все-таки непорядок это. Береженая вещь завсегда больше служит. Я к своему лимузину привыкла, будто он живая тварь. Это чужому не понять.

— Ну как же не понять.

— Дагния вот не хочет. Холодное сердце, холодное! Хучь бы подошла когда, спросила, мол, у тебя, тетя, ничего не болит?.. Где уж! Какое ей до этого дело! Вот дылду своего стережет, как малого ребенка: чтоб сыт был да чтоб не надорвался. У Мартыня сердце добрее, а тоже — бросил меня с этой ямой. Я уж и ходить, и глядеть в ту сторону зареклась: недоделанная работа что покойник, не преданный земле.

— Мартынь тут не виноват, скорее уж тот, другой. Обещал, да не приехал.

— Начальство распорядилось не закрывать лавку. План надо было гнать.

— Тогда чего ж на последнее воскресенье месяца толоку назначил? Первый год за прилавком, что ли?

— Виноват, не виноват… Чего теперь толковать. Яма как была, так и осталась…

— Жаль, Дауманту некогда было. Может, весной. Правда, там опять сев. А потом сенокос, за ним уборка… и все такое. Сегодня навоз возит. Каспар один дома остался.

— А Хилда где же?

— Уехала к сестре Дауманта, у той событие: сын родился. Не справиться ей со всеми делами, так что мама там немного поживет.

— Значит, сын у Сподры… А ты боишься Каспара одного оставлять? Не натворил бы чего.

— Как же, боюсь, конечно! А что поделаешь, Агра в школе, мне с утра в правление надо было.

— В другой раз приводи ко мне. Мы тут с ним не заскучаем.

— Неплохо бы. Только он у чужих не привык.

— Ничего, обвыкнет… Ну, читай, вторую-то!

— «Нам тебе приехать время не велит телеграмма пусть твой дом скорей летит Олита Ласма Виктор».

— Чего, чего?

Элга повторила.

— Прямо так и написано? Они что, смеются надо мной? Чего это мне время не велит?

— Наверное, ошибка какая-то, — попыталась успокоить ее соседка. — Постой, постой, «нам тебе приехать…» Нам к тебе приехать! Время не велит! «Телеграмма пусть твой дом скорей летит».

— Как это, «пусть мой дом скорей летит»?! Вот так пожелание, будто злому врагу!

— Нет, нет! Тут что-то не так.

— Уж ты проясни, а то я всю ночь не засну.

Элга рассердилась: тоже писаки, шлют старому человеку какую-то китайскую грамоту, поди тут разберись. Чтобы тетя за гаданием время коротала, что ли? Разве не знают, какие нынче телеграфистки!

Она перечитала телеграмму еще раз и, наконец, воскликнула: «Не дом летит», а «в дом летит!» «Телеграмма пусть в твой дом скорей летит!» Додумалась все-таки! — радовалась Элга.

— Тогда так и пропечатали бы, — сказала тетя, слегка разочарованная, что за всем этим крылся такой простой смысл, даже пожелания толкового не было.

— Небось Виктор посылал. Он у нее какой-то с подпрыгом, уж что есть, то есть, — рассуждала она. — Насулил и солнце, и луну, а хоть бы одну звездочку достал. Олита — другое дело, сердечный человек.

— Ничего, летом опять все съедутся, во всем помогут, и все такое… Ну, побегу я.

— Тебе легко сказать, а попробуй-ка прождать целую зиму. Еще кто знает, доживу ли до весны-то… Приходите вечером, для Дауманта бутылка вина найдется. А то одна как старая кочерыжка.

— Если Даумант вовремя заявится… Да вряд ли. А мне после обеда на ферму сбегать надо.

— Ну да, всем недосуг, — вновь вздохнула старушка.

Элга подхватила сумку, попрощалась. Когда за ней хлопнула дверь, Мирта принялась распечатывать конверт. Она знала: от Фридиса Фигала. Ну как же! Коли всю жизнь помнил, нешто на краю могилы забудет.

Кукование кукушки напомнило, Дагнии прошлую весну, то утро, когда она ходила за водой. Тогда она себя здесь больше чувствовала хозяйкой, чем сейчас, хотя Мартынь, а значит, и она, его жена, считаются законными наследниками этого дома. В прошлом году Дагния бродила по двору и по саду, прикидывая, что и как они переделают. Но какой смысл строить воздушные замки, если тетя всякую попытку что-нибудь переменить встречает в штыки, оправдываясь тем, что скоро умрет, а сама все не умирает. Упаси бог, Дагния не ждала ее смерти, пусть живет на здоровье, только, раз уж отписала дом, дала бы и будущим хозяевам сделать что-нибудь по-своему.

Женщина бросила взгляд на зеленую лужайку за клетью: ну было бы там озеро! Летом сохнешь на этой горушке, как вобла. Три километра до реки все же далеко; пока домой вернешься, пот опять катится ручьями. Да и сколько раз туда сходишь? Прошлым летом только дважды выбрались. Добро бы хоть покупаться можно было как следует, так ведь нет, вода и до пояса не достает. Если бы на машине можно было туда ездить, тогда другое дело, да где уж, тетка непременно скажет: лимузин не для того, чтоб его по кустам гонять. Сама свои телеса замочить боится и другим не дает. И народу на хуторе что-то многовато стало. Слишком обжитой сельский дом теряет свою романтическую привлекательность. А Олита с Виктором чуть ли не каждую субботу сюда являются. В конце месяца девчонка школу закончит, начнется у них отпуск; значит, будут тут жить безвылазно. Тетушка, конечно, приглашает их что есть мочи: бывшая невестка станет ей утром и вечером давление мерить, капельки капать. Залечит тетку до смерти, ей-богу. На наследство рассчитывает, да не знает, что напрасно…

Дагния подошла к кусту сирени, наклонила ветку, сунула лицо в прохладные гроздья и закрыла глаза. Так в последнюю школьную весну она ходила искать счастье о пяти лепестках, чтобы на экзамене повезло, а сама, спрятав лицо в сирени, думала о Мартыне из параллельного класса, лучшем спортсмене школы, который на переменах как бы невзначай то и дело оказывался рядом, потом на школьных вечерах приглашал ее на вальс, потом стал провожать домой. Разумеется, тогда было безумием зарегистрироваться на первом курсе и поселиться в одноместной комнатке общежития, подавая плохой пример остальным девушкам. Зато на своей серебряной свадьбе она будет выглядеть невестой, а не пожилой тетенькой. Наверное, ей на роду написано раннее замужество: мать очень рано вышла за отца, у сестры была свадьба, когда она еще не закончила сельскохозяйственной академии. Только бы Угис не поспешил, не повесил бы какую-нибудь соплюху на шею себе и родителям! Ранние браки часто неудачны, а развод у них в роду не принят.

Дагния отпустила ветку, несколько цветков упало, один зацепился за пушок на руке. Дагния подумала, как поздно в этом году все цветет, скоро уж Янов день, середина лета, а сирень только-только начинает осыпаться.

Она пошла вдоль кустов. Там, в конце двора, стучали лопаты.

— Мужчины, обедать! Стол накрыт, все стынет!

— Женщинам кажется, что самое важное на земле — кастрюля с супом. — Голос Мартыня звучал резко, наверное, опять с Виктором не поладили.

— Враз не можем, раствор залить надо, а то затвердеет, — откликнулся Даумант.