Николай Глебов - В степях Зауралья. Трилогия

В рядах произошло замешательство. К Нине подскочил конвойный офицер и оторвал ее от арестанта.

— В тюрьму вместе хочешь? Вон отсюда! — завопил он.

Арестованные, сурово хмуря лица, двинулись вперед. Виктор сделал попытку выйти из рядов, но звук винтовочного затвора заставил его попятиться. Поднимая пыль, колонна вышла на тракт.

До встречи с Ниной у вокзала прибывший с фронта в Челябинск Виктор Словцов был направлен губкомом РКП(б) в станицу Усть-Уйскую. Выехал он туда вместе с группой делегатов первого казачьего съезда. Проехав стороной Марамыш, участники съезда разъехались по станицам и поселкам. Словцов продолжал путь с казаками, братьями Новгородцевыми Петром и Михаилом.

Старший Новгородцев ехал впереди, зорко оглядывал местность: время тревожное, в ближайших от станицы поселках Советы еще не были организованы, по-прежнему хозяйничали атаманы. Да и в самой Усть-Уйской влияние дутовцев и местных богатеев было сильно.

— Сейчас дело пойдет быстрее, — продолжал начатый разговор Михаил, — главное, чтобы ты, как уполномоченный губкома, был с нами. Шашкой мы владеть умеем, а вот слово сказать народу, да так, чтобы оно дошло до души, мы не мастера.

— Да и я не хвалюсь, — заметил, улыбаясь, Виктор.

«Видать, дельный парень», — думал одобрительно Петр.

— Ты в первую очередь расскажи казакам о декретах Советской власти.

Некоторое время ехали молча. Белоснежная равнина сливалась с горизонтом. По ней изредка кружились снежные вихри.

Виктор глубже натянул на голову башлык и, придерживая лошадь, спросил Михаила:

— Давно с фронта?

— Вместе с брательником, в семнадцатом.

— Ну как, изменилась за это время станица?

— Как стояла, так и стоит, — усмехнулся младший Новгородцев. — Правил раньше атаман, и сейчас он сидит в управе со своими дружками.

— Наших активистов много? — продолжал расспрашивать Виктор.

— Человек около двадцати.

— Михаил, ты забыл про Елшанку, — прислушиваясь к словам брата, отозвался Петр.

— Верно, — согласился младший Новгородцев. — Елшанка — это часть станицы. Казачья беднота в дружбе с атаманцами не живет.

— Ну вот, слона-то и проглядел, — укоризненно заметил брату старший Новгородцев. — По приезде мы с Елшанки и начнем, — сказал он Виктору.

Братья Новгородцевы очень различались между собой. Угрюмый с виду, бородатый, степенный и сдержанный Петр, казалось, многое испытал. Плотный, коренастый, с широкими плечами, короткой шеей, закутанной в солдатский башлык, он смотрел на все серыми глазами спокойно и серьезно.

Младший Новгородцев, несмотря на утомительнее бездорожье, в седле сидел молодцевато. Круглое, как у брата, лицо с едва заметными скулами, с задорными, смеющимися глазами было подвижно и говорило о смелости и отваге хозяина. Елшанцы любили Мишку за удаль.

Никто не мог так ловко рубить лозу, нырнуть на всем скаку под брюхо лошади, схватить с земли серебряный рубль и проскакать по плацу, стоя на коне. Молодой Новгородцев вместе с братом в первые годы войны лихо дрался с немцами. Но однажды Петр привез из одной пехотной части газету и обратился к нему.

— Почитай-ка вслух. А вы, ребята, послушайте.

Петр внимательно посмотрел по сторонам. В те дни на фронте было тихо.

Михаил развернул газету и подвинулся ближе к костру. «Окопная правда» рассказывала о том, что германская война выгодна капиталистам и несет разорение трудовому народу. Впервые в душу молодого Новгородцева запали слова истины и пошатнули его веру в незыблемость царского строя.

После Февральской революции братья не пропускали ни одного солдатского митинга, где выступали большевики. Когда вернулись домой, станица уже разделилась на два враждебных лагеря. Власть была еще в руках атаманцев. В соседних селах организовались Советы. Надо было что-то предпринимать. Избранные на собрании фронтовиков братья Новгородцевы поехали в Челябинск на первый казачий съезд с наказом — прислать в станицу организатора.

В помощь им губком партии и направил Виктора Словцова.

На улицах Усть-Уйской было безлюдно. В богатых домах зажигались огни, казачки неторопливо гнали на водопой скотину. Проехав мост, всадники повернули коней на Елшанку и остановились возле небольшого домика, стоявшего на берегу.

— Поживешь пока здесь. Останавливаться у нас опасно, — слезая с коня, сказал Петр Словцову. — Старики здесь надежные. Три их сына в красногвардейском отряде. Давай заходи.

Зная, что Петр задержится у Словцова, Михаил взял лошадей за повод и повернул в переулок.

Хозяин домика, высокий, жилистый казак, Егор Максимович Летунов провел старшего Новгородцева с незнакомым человеком в чистую горенку.

— Пока ты, Петр, ездил в Челябу, наши атаманцы решили идти на Троицк. Не мила им Советская власть, да и фронтовики начали поджимать, — старик Летунов перевел глаза на Виктора. — Вчера были у меня, ждут только вас, спрашивали о вашем приезде.

— Сегодня, Егор Максимович, я еще зайду попозднее. Тебе придется маленько померзнуть в переулке, — прощаясь, сказал Петр.

— Не первый раз. Покараулю. А то, не ровен час, налетят атаманцы, упаси бог, — отозвался Егор.

Согревшись горячим чаем, Виктор прилег отдохнуть в горенке. Разбудил его сдержанный разговор, доносившийся из избы.

— Задержался что-то Петр, должно, с дороги притомился, отдыхает, — произнес мужской голос.

— Убродно, снега большие. На худом коне намаешься, — отозвался второй.

В избу вошли еще люди, послышался голос Петра:

— Ну, как наш гость?

— Похоже, спит…

Виктор соскочил с постели и поспешно натянул сапоги.

Фронтовиков в избе было человек семь. Поздоровавшись, Словцов уселся возле печки и закурил. Егор напялил на себя тулупчик, разыскал шапку и вышел.

Новгородцев оглядел собравшихся.

— Начинать рано. Может, Михайло с Рахманцевым подойдут. А на всякий случай… вот, — Петр вытащил из кармана карты, положил на стол и улыбнулся. — Военная маскировка. Кто чужой зайдет — все в порядке: казаки играют в карты. У нас по вечерам это принято.

Младший Новгородцев с Рахманцевым не заставили себя ждать.

Словцов внимательно вглядывался в лицо каждого. Одетые в военную форму, но без погон, фронтовики оживленно разговаривали друг с другом. Видимо, их давно спаяла крепкая дружба. За исключением семнадцатилетнего Гриши Рахманцева, сидевшего у порога избы, все были на фронте, умели владеть оружием, ненавидели эксплуататоров, и это чувство их объединяло.

Старший Новгородцев поднялся из-за стола, прибавил огня в лампе, не торопясь начал рассказывать о решениях казачьего съезда в Челябинске.

— Казачество когда-то было опорой царизма. Нам с малых лет твердили, что казак должен стоять грудью за веру, за царя и отечество. Германская война научила нас многому. Мы своими глазами убедились, что значит царский строй, что означает отечество, где верховодят капиталисты, куда ведет власть атаманов. Теперь царя нет, а в Оренбурге по-прежнему командует монархист Дутов. У нас в станичном правлении был раньше Сироткин Тимофей и сейчас он там. Отчего ушли в четырнадцатом году, к тому опять и пришли. До каких же пор будем терпеть на нашей шее монархистов? — Петр обвел взглядом собравшихся. — Казачий съезд решил сбросить атаманов, установить Советскую власть в станицах. В своей работе опираться на Союз рабочих и крестьян, на партию большевиков! — Не привыкший долго говорить, Петр выдержал большую паузу и продолжал: — Посудите сами, в России с октября семнадцатого года установилась власть Советов, а мы с атаманами живем, как на острове.