Абдурахман Абсалямов - Огонь неугасимый

Кровь молоточками постукивала в висках, но Назиров был благодарен старику. Он поклялся про себя никогда не забывать этого переполненного рабочими красного уголка.

— Татары говорят: «Стариковские советы собирай в лукошко», — так начал Сулейман-абзы, комкая в руке кожаную фуражку. — Что же, брат, это твое дело, хочешь — в лукошко собирай, хочешь — в кисет клади. Но только знай: приедешь в колхоз, тебя первым делом спросят: кто послал тебя, дяденька? — Размашистым жестом руки, в которой была зажата фуражка, показал он на Назирова. — Что ты ответишь колхозникам, га? Скажешь, рабочий класс? Нет, ты на деле покажи, что такое есть рабочий класс. Это раз. Теперь — ты мастак по части проектов. Начни с большого. Деревня теперь требует перестройки. Это два. Третье: опирайся на нас! Всегда поможем. Не думай, что, взяв расчет, ушел с завода. Своей пуповиной ты все равно прирос к цеху. Раньше сам эти машины делал, теперь будешь работать на них. Предложения сыпь нам. Говорю, сыпь, а не посылай с прохладцей, когда придется. А мы здесь уж найдем средство, как помочь. Уговор, га? — И, увидев, что Назиров кивнул головой в знак согласия, закончил: — Ну, смотри!.. Уговор — он белее выпавшего снега и чище парного молока.

Гульчира поздно узнала о собрании. И тут же побежала в механический цех.

Когда Гульчира вошла в красный утолок, выступал ее отец. Она слушала его речь и, сама не зная почему, все больше заливалась краской.

После отца попросил слово Андрей Павлович Кукушкин.

— Хотел уж было посетовать, Азат Хайбуллович, что на мою долю ничего сказать не оставили, ан, оказывается, забылось одно слово, и никто, кроме меня, пожалуй, его не скажет, — склонив набок голову, улыбнулся он из-под усов. — Крестьянин, он хитрый… Ничего смешного в этом нет. Я на собственном опыте испытал, самого когда-то посылали. Он каждое твое слово на ус намотать намотает, вот как я, — быстрым движением покрутил он усы, — а себе под нос бормотнет: «Ты, браток, распрекрасные словечки эти прибереги для девушек, а мне поскорей землю вспаши». (Среди молодежи прошел смешок.) Вот и все мое слово к тебе, товарищ Назиров. Как приедешь, без лишних разговоров принимайся за дело. Хоть ты и инженер, а нос не задирай, — сам, дескать, знаю. У хлебороба в земельных делах тысячелетняя практика еще от пращуров. Про нее, про эту практику, сам Трофим Денисович Лысенко не все тебе растолкует. Судя по тому, что пишут, он хоть и академик, а всегда прислушивался к умному слову крестьянина. И ты так поступай. Остальное решай по своему усмотрению.

Когда аплодисменты стихли, заговорила высоким, срывающимся голосом Шафика. Щеки у нее разгорелись, почти сравнявшись цветом с волосами.

— От имени молодежи нашего цеха приношу благодарность Азату-абы Назирову за то, что не жалел сил, обучая нас работе, за его человечность. Желаю ему успехов в его благородном труде в деревне. Наша цеховая комсомольская организация, Назиров-абы, решила взять шефство над комсомольской организацией вашей МТС…

«И когда успели!» — подумала Гульчира. Ей было и хорошо и грустно. Все это Гульчира ведь должна была бы организовать сама, не считаясь со своими чувствами.

— Назиров-абы, — улыбнулась Шафика, и голос ее стал мягче, — комсомольская организация нашего цеха вынесла решение преподнести вам на память маленький подарок. Мы долго спорили и решили подарить барометр, чтобы вы могли заранее узнавать погоду, — заключила Шафика под веселый смех.

Раскрасневшаяся девушка передала Назирову барометр и, пожав ему руку, юркнула в гущу народа.

Под самый конец попросил слова юный «доктор машин» Карим. Из задних рядов крикнули:

— Пусть кто-нибудь приподымет его!

— Назиров-абы, — Карим явно старался держаться серьезно, по-взрослому, — посмотрите там, если МТС нужны будут «доктора», вызывайте нас обоих, то есть вместе с Басыром. Здесь и без нас справятся. — Смех смешался с аплодисментами. Но у Карима ни одна жилочка на лице не дрогнула. Подсев к своему дружку Басыру, он сверкающими глазами впился в Назирова.

Назиров, в кожаном пальто нараспашку, с непокрытой головой, встал перед народом.

— Спасибо, товарищи!.. — сказал он с легкой хрипотцой — у него сохло во рту от волнения. — За все спасибо… Не оправдаю я вашего доверия, окажусь слабоват, стыдно мне будет показаться сюда. А я не хочу отрываться от завода. Не так вы меня воспитали. И о связи с вами не забуду. О каждом замеченном в наших машинах недостатке буду сообщать тут же. И советы Андрея Павловича помнить буду, и предложение комсомола. Но и у меня к вам, товарищи, большая, очень большая просьба. Сулейман-абзы верно говорит, — самой пуповиной своей я связан с заводом, — здесь остается мой проект… все равно что половина моей души. Скоро вы начнете претворять проект в жизнь. Нелегкое это дело. Всплывет немало непредвиденных трудностей. Но для коллектива это не страшно. Я верю, вы, как один, поможете товарищу Акчурину и Надежде Николаевне.

И, еще раз поблагодарив товарищей, Назиров сел на место.

Те, кто не выступил на собрании, жали Назирову руку, желали успеха, доброго пути.

Домой Назиров вернулся оживленный, что-то весело напевая. Биби-апа, его тетушка, остававшаяся жить в его комнате, удивленно посмотрела на него:

— Сказать, пьян — водкой не пахнет… Чему так обрадовался? Или сказали, что не уезжать?

— Нет, уезжаю, Биби-апа, уезжаю! — Назиров обнял ее за плечи.

— Чего ж такой веселый? Или работа уж очень надоела?

— Нет, Биби-апа, и работа не надоела. Боюсь, не сумею тебе растолковать… Жизнь хороша…

— Вот тебе на! Вместо того чтобы жениться и жить припеваючи, человек отправляется куда-то в глушь, в деревню, и это называется «жизнь хороша». Другой бы на твоем месте ногами и руками упирался, всеми правдами и неправдами боролся, тысячу бы причин из-под земли выкопал — лишь бы не ехать. А ты, беспутный, знай скалишь зубы.

Назиров ласково похлопал старушку по спине.

— Интересный ты человек, Биби-апа. Многого не понимаешь.

Наспех перекусив, Назиров занялся укладкой вещей. Усевшись прямо на пол, он принялся перебирать книги. Все нужное — в чемодан, менее нужное откладывал на стол, чтобы забрать в следующий раз, ненужное бросал на пол.

Он так увлекся переборкой книг, что даже звонка не услышал. И был поражен, когда внезапно в открытую дверь ввалилась шумной толпой молодежь. И позади всех Гульчира.

А получилось это так. После собрания молодежь механического цеха окружила Гульчиру, наперебой приглашая вместе с ними участвовать в проводах Назирова. Глаза у Гульчиры повлажнели, она заставила себя сказать, что пойти не сможет, и поспешила в кабинет Ясновой.

Надежда Николаевна уже собиралась домой. Гульчира бросилась ей на шею и заплакала.