Абдурахман Абсалямов - Огонь неугасимый

Гаязов с Муртазиным переглянулись. А Пантелей Лукьянович продолжал:

— И раньше уже были сигналы о нем… Насчет неправильного использования премиального фонда… — Говоря, Калюков подошел к фикусу, потер между пальцами его гладкий лист, поднес руку к носу. — Совсем запах лимона!..

— Так была же создана комиссия. Она нашла, что Назиров ни в чем подобном не повинен, — сказал Гаязов.

Пантелей Лукьянович оставил в покое цветок, заглянул мимоходом в окно и снова повернулся к Гаязову.

Комиссия могла и ошибиться, Зариф Фатыхович… Мне и то уже звонили из обкома союза, высказали недовольство, что мы назначили необъективную комиссию. Велели создать новую, более авторитетную.

— Пантелей Лукьяныч, послушай, зайди-ка попозже ко мне, — сказал Гаязов. — Пора бы завкому заняться более серьезным делом. Ничего, например, не предпринимается по развертыванию социалистического соревнования.

Пантелей Лукьянович опустился на стул, охая и жалуясь на ревматизм, потер колени, потом вдруг вскочил:

— Да, Зариф Фатыхович, Хасан Шакирович, надо же наконец решить вопрос, кого мы пошлем на курсы. Меня что ни день допекают звонками из обкома профсоюза. Почему вы против того, чтобы послать на учебу Якупову? Человек три года подряд избирается членом завкома, прекрасно ведет культмассовую работу. Без ее участия ни один вечер не проходит, ни одна массовка. В какую комиссию ни назначишь, никогда не отказывается. Стопроцентная активистка… Нужно — споет. Нужно — спляшет. Из нее в будущем прекрасный профсоюзный деятель получится. И по работе нет ни одного замечания, все время награждаем. Муж погиб на войне. С какой стороны ни возьми…

Калюков сыпал словами, как заведенный патефон. Казалось, этому словоизвержению не будет конца. Гаязов раздраженно прервал его:

— Хватит, Пантелей Лукьяныч!..

И Пантелей Лукьянович мгновенно смолк.

— Я, кажется, уже объяснял тебе, почему партбюро против, — уже спокойнее сказал Гаязов. — На учебу мы пошлем другого человека.

Калюков повел плечами, подчеркивая свое крайнее удивление. И тут же перешел к братьям Котельниковым.

— Знаете, — сказал он, поглаживая колени, — эти живоглоты придумали-таки что-то. Но к своим молотам никого близко не подпускают. Мне тоже ничего не пожелали объяснить. Я уж и так и эдак, со всех концов подъезжать пробовал — ни аза. Все еще злятся на меня, что в прошлом месяце не допустил пересмотра расценок. Только о своем кармане пекутся, а что там государство — им трын-трава.

— Так если о них председатель завкома не печется, что им остается делать!.. — усмехнулся Гаязов.

— Не до шуток, Зариф Фатыхович. Я серьезно говорю.

— А я и не шучу. Я считаю, пройдут считанные дни — и все мы о Котельниковых другое заговорим.

Муртазин не придал особого значения перепалке между Гаязовым и Калюковым, споры эти повторялись каждый день. И все же Котельниковы заинтересовали его.

— Хотя чем дальше от горизонта солнце, тем сильнее оно греет, — сказал он, слегка улыбнувшись, — пойдемте, друзья мои, пройдемся по цехам, посмотрим, как там… Я сегодня задержался с корреспондентом…

И он встал, чтобы одеться. Гаязов тоже застегнул пуговицы своего коричневого демисезонного пальто. Пантелей Лукьянович поспешил к себе и догнал их уже на заводском дворе.

Группа рабочих выгружала из автомашин только что прибывшую партию новых станков. Чуть в стороне стоял уже спущенный на землю огромный продольно-строгальный станок. Все трое с интересом обошли его кругом.

— Ничего себе станочек, — сказал Гаязов, — тринадцать моторов. Целая электростанция.

— Вот бы поставить его рядом с болторезным яриковских времен, а? Помните эту знаменитую черепаху, Зариф Фатыхович? — подхватил Калюков. — Сегодня же подскажу агитаторам. Идея, верно?

— Такие вещи они и сами хорошо видят, — улыбнулся Гаязов.

— Кто-нибудь из стариков?..

— Конечно… Андрей Павлович Кукушкин.

— Эх, обскакал, выходит, председателя завкома… Беда прямо, Хасан Шакирович. Не успеешь идейку обмозговать, а она уже, смотришь, другим осуществлена.

Муртазин, видевший станки куда сложнее этого, хладнокровно прикидывал в уме, какие детали можно будет обрабатывать на этом станке и какую экономию во времени даст его использование.

Кузнечный цех был на их пути первым, и они завернули туда. Их встретил мощный гул и грохот металла. Огромные молоты, ухая, мяли и давили раскаленное железо. Взлетали золотые брызги. Гудевшие нефтяные печи обдавали жаром. Земляной пол почти сплошь был заставлен штабельками различных деталей.

Лавируя между ними, Гаязов, Калюков и Муртазин подошли к молоту Котельниковых. Поздоровались. Муртазин, улыбнувшись высоченному бородачу, старшему Котельникову, сказал шутливо:

— А ну-ка, показывайте ваш секрет, не то вон Пантелей Лукьяныч все жалуется на вас.

Старший Котельников посмотрел сначала на покрасневшего Калюкова, потом на стоявшего позади всех парторга. Глаза их встретились. Гаязов ободряюще чуть кивнул головой.

— Так у него другого дела нет, товарищ директор, как жаловаться, — захохотал Котельников, тряся рыжей бородой.

Потом позвал всех к печи, где нагревались детали.

— Весь секрет наш здесь, — объяснил он, показывая рукой на жарко пылающую печь. — Работу на смену мы получаем за сутки вперед. Это чтобы мозгами шевелить было время. А утром приходим минут на двадцать — тридцать раньше. Разжигаем печь, чтобы форсунки нагрелись до определенной температуры. Тогда они и мазут равномерно подают и нагрев печи проходит нормально. Загружаем печь заготовками одной марки, но разными по габариту и весу. Крупные детали помещаем в глубине печи, средние чуть ближе, а мелкие у самой дверки. Мелкие детали быстро нагреваются. Пока куем мелочь, нагреваются средние, а пока возимся со средними, готовы для ковки и самые крупные. Вот и не бывает у нас, чтобы молот простаивал. Кроме того, ввели раздельную обработку поковок… на двух молотах. Братишка ведет предварительную ковку деталей — у него опыт еще маловат, — а следом за ним я доделываю ее уже окончательно, согласно чертежу. Это ускоряет нашу работу и, — Котельников улыбнулся и горделиво провел рукой по рыжей бороде, — вроде делает нас одинаковыми по разряду.

— Головой работаете, — похвалил Муртазин Котельникова. — Спасибо. Премию получите. Но других тоже надо учить. Секрета не делать. Уговор?

— Уговор-то уговор, Хасан Шакирович. — Котельников еще раз посмотрел на Гаязова, и тот снова кивнул ему ободряюще. — Только и вы, коли так, дайте обет.

— Какой?.. — удивился директор.

— Как это какой? Насчет премии!..

— Смотрите на него, каков, а? — И Муртазин, показав рукой на бородача, расхохотался. — Не зря, значит, Пантелей Лукьяныч на вас жалуется. Ну да ладно!.. Обещаю! Получите премию. Обязательно.