Абдурахман Абсалямов - Огонь неугасимый

Но и на этот раз Аван нашел в себе силы ответить спокойно:

— К золоту грязь не пристает, Идмас, тебе бы следовало помнить об этом.

— Это Гульчира-то — золото? Профессорская дочка — золото? — всплеснула руками Идмас.

— Да! — твердо ответил Акчурин, глядя ей прямо в лицо.

Идмас попятилась. Злоба душила ее.

— Господи, да, никак, он считает меня хуже этих девчонок! О, какой же яд выпить мне?

Но в голосе ее не было прежней уверенности в своем неотразимом могуществе. Акчурин почувствовал это.

— Никакой яд не требуется. Он бесполезен. Губит тебя слепая ревность. С чего эти девушки будут смотреть на меня, когда у них все будущее впереди, когда вокруг сколько угодно молодых людей…

В воображении Идмас возникла фигура Азата Назирова. Вот кого она ревновала. Из-за того и на мужа накинулась, и тех двух девушек растерзать была готова. Идмас вдруг страшно стало, что муж догадается об ее истинных мыслях.

«У них все будущее впереди…» А у Идмас? Почему она должна довольствоваться этим тюфяком? Неужели для нее будущее закрыто?.. Ах, какая она несчастная. Неужели и вправду погасла уже ее звезда?.. Нет… Идмас еще будет бороться. Она ведь красивее и опытнее этих девушек. А муж? Ну, его в любой момент можно попросту столкнуть с дороги…

— Кого же ты возил на своей трещотке? — спросила она.

Акчурин сказал. Идмас, поняв, что очутилась, по меньшей мере, в смешном положении, долго стояла молча. Затем, присмирев, протянула со слезами досады:

— Раз есть красивая сестра, — отвез… конечно.

— Неправда. Ты прекрасно знаешь, как я уважаю Иштугана.

— Знаю, уважаю!.. — передразнила мужа Идмас. — Разве пристало тебе, инженеру, заискивать перед каким-то рабочим. На заводе все смеются над тобой. Ты работаешь, а слава, премии — Иштугану с его сумасшедшим отцом. Они новаторы, они изобретатели…

— А тебе ничего не перепадает… Так?

Злая ирония, прозвучавшая в голосе мужа, впервые вызвала у Идмас неподдельные слезы.

— Всю жизнь мне отравил… Ни одного светлого дня. Ни разу ни в театр, ни в кино не сходили. Если и захочу сходить, не во что одеться… Ни одного платья последнего фасона, ни модной шляпки. Я в девушках и то одевалась так, что люди заглядывались. А теперь… Зачем же я замуж выходила? У иных инженеров жены на «победах» разъезжают, а я — верхом на двухколесном ишаке, как клоун в цирке.

Акчурин беззлобно усмехнулся. Буря прошла…

— Ученые находят истину в спорах, а мы ее нашли в ссоре. Надо было сразу сказать: «Мне нужны модное платье, фасонистая шляпка, непохожая на все другие… Хочу ездить на «победе».

Раньше после таких «бурь» Аван подсаживался к жене и, прижимая к груди, говорил: «Эх ты, дурочка моя». Сегодняшний день был первым, когда Акчурин не подсел к ней, не приласкал, а продолжал ходить по комнате.

Отец Идмас — Джамали — был мелкий служащий и актер-любитель, мать — третьеразрядная актриса, претендующая на место «первой звезды». Имя новорожденной подбиралось на веселой, с обильными возлияниями пирушке — общими усилиями гостей и родителей. Отуманенные винными парами головы отвергали все «заурядное». Каждый изощрялся в поисках «оригинального», «нового», «самоновейшего». Идея, Маузер, Бригадия, Динамо, Идмас… Фантазии гостей не было предела.

Записали все предложенные имена на отдельных клочках, скрутили бумажки трубочкой и, сложив в просаленную шляпу Джамали, предложили матери тянуть жребий, предварительно заставив закрыть глаза. Мать вытащила «глубоко содержательное», «созвучное эпохе» имя — Идмас. Все захлопали в ладоши. Больше всех хлопал сам отец — имя это было придумано им. Аплодировали все, но большинству понадобилась расшифровка столь «созвучного эпохе» имени. Гордый Джамали торжественно провозгласил: «Искусство для масс». И поднял рюмку.

— Пусть дочь, как и мать, будет знаменитой актрисой. Мать — звезда. Дочь — звезда звезды! Ур-ра!..

На этом и кончились их родительские обязанности. Им, вероятно, представлялось, что ребенок со столь содержательным именем сам собой должен вырасти совершенством. Ни отец, ни мать не интересовались, как учится ребенок, где бывает, с кем встречается. С шести лет они начали выпускать Идмас на сцену. Сначала девочку приводило в недоумение, почему ее родители, на сцене такие милые и умные люди, стоило им вернуться домой, тотчас преображались. Подымали крик, дрались, запускали друг в друга сырыми яйцами. Но с годами, сама того не замечая, она стала подражать им.

В школе Идмас училась плохо, сверстники невзлюбили ее за наклонность ябедничать, за капризный характер, за то, что она кичилась своими «талантами». Мальчишки даже поколачивали. Ее не тянуло стать пионеркой. В комсомол она вступила, но в первый же год потеряла членский билет. Сообщить же об этом не сочла нужным. В тот же год отец угодил в тюрьму за спекуляцию. Мать увязалась за каким-то узбеком в Среднюю Азию и с той поры точно в воду канула.

Идмас осталась с бабушкой. После школы кончила с грехом пополам курсы чертежников и, бросив старуху, переехала на другую квартиру. Вокруг нее всегда вились поклонники. Но она не спешила бросаться на шею первому встречному, понимая, что материальной помощи ей ждать неоткуда, а своим трудом она много не заработает. Зря кидаться своим единственным богатством было, по меньшей мере, неумно. Она лелеяла мечту выйти замуж за ученого, на худой конец — за видного инженера и жить припеваючи, не зная забот.

В 1944 году ее близкая подруга Шамсия, вместе с ней работавшая на заводе, познакомила ее с только что вернувшимся с фронта инженером Акчуриным.

— Это не муж будет, а сокровище, сумей только взять его в руки, — уверяла Шамсия. — Об ученых мечтать таким, как мы, что журавля в небе ловить. Смотри, милая, дожидаясь гуся, не упусти утку. К тому же, что проку от ученых в военное время… Непрактичный они народ. Акчурин тебе с неба свалился. Денег, ума ему не занимать стать. Человек он с положением. Литер есть. Чего еще тебе нужно? В наше время, душа моя, на дедушкино наследство рассчитывать не приходится. Все богатство человека в нем самом, в его мозгах. Умный человек — денежный человек. А что вдовец и немного старше тебе — не беда. У красивых женщин мужья всегда старше. Не бойся и того, что ребенок от первой жены остался. Это даже неплохо, когда ребенок, да еще девочка вдобавок, не мешает иметь под руками. Иначе нужно было бы держать прислугу. Но запомни, мой соловушка, единственный совет… Говорю на основании собственного опыта. Полит он горючими слезами. Кровью сердца дался. Даю тебе этот совет, как близкому другу, в надежде, что позже золотом отплатишь мне: никогда не открывайся целиком мужчине. Играй с ним… будь тысячеликой… только не будь самой собой!