Абдурахман Абсалямов - Огонь неугасимый

— Да, — протянул Сулейман, почесав затылок. — До этого я не додумался!

— На почин Котельниковых, Сулейман-абзы, надо смотреть с точки зрения государственной. Вот что пишет об этом Владимир Ильич. — Гаязов открыл заложенный закладкой коричневый том Ленина: — «Коммунизм начинается там, где появляется самоотверженная, преодолевающая тяжелый труд, забота рядовых рабочих…» Слова «рядовых рабочих» у Ленина подчеркнуты… Так вот, «…забота рядовых рабочих об увеличении производительности труда, об охране каждого пуда хлеба, угля, железа, — эти слова у Ленина тоже подчеркнуты, — и других продуктов, достающихся не работающим лично и не их «ближним», а «дальним», т. е. всему обществу в целом, десяткам и сотням миллионов людей…»

— Да-а! — Сулейман задумался. Стало как-то неудобно за свои ночные размышления. О человеке думал, а о государстве, выходит, забыл.

Положив книгу на край стола, Гаязов продолжал:

— Сейчас мы намечаем поставить перед руководителями цехов следующую задачу: добиться такого положения, чтобы каждому рабочему выдавался на руки его месячный план и квартальный. А с нового года также и годовой по каждому станку.

— Это было бы замечательно! — воскликнул Сулейман. — На что лучше — видеть перспективу. Да… боюсь, не выйдет ничего из этой затеи. Дневное задание и то приносят обычно к концу смены. Мы с ним ознакомиться-то как следует не успеваем.

— В том-то и беда, Сулейман-абзы, что задание стало пустой бумажкой. А надо, чтобы оно стояло в центре внимания. Ну да ничего, наладим, все наладим, Уразметыч.

— Очень уж медленно раскачиваются плановики. Не мешало бы пошуровать хорошенько в плановом отделе.

— И пошуруем. А к вам, Сулейман-абзы, просьба такая. Механический цех — самый крупный участок у нас, решающий. И потому почин Котельниковых должен найти там самую, что называется, горячую поддержку. Надо бы подать пример. И сделать это лучше кому-нибудь из рабочих цеха. В ближайшие дни Котельниковы выступят с призывом. Было бы очень кстати, если бы и вы к ним присоединились. А на собрании подхватили бы всем коллективом.

Сулейман снова задумался. Нелегкую задачу задал ему парторг. Смутившись, он машинально чертил жестким ногтем по столу.

— Вот что, Зариф, — проговорил он наконец, тряхнув головой. — Пусть Котельниковы одни подписывают призыв. Они заслужили это право. А я первым подхвачу их почин.

— Вот и хорошо. Договорились, значит, — сказал Гаязов, сияя своими выпуклыми глазами. — Спасибо, Сулейман-абзы.

— Спасибо после будешь говорить. Сначала надо показать себя на работе.

Выйдя на улицу, Сулейман с удовольствием глотнул холодного воздуха. Ему стало вдруг легко-легко. Словно чья-то невидимая рука сняла с души мучившее его все последние дни чувство неудовлетворенности, недовольства собой. Для него стало ясно, чем он должен заниматься сегодня, завтра, послезавтра. Пришло то, чего ему так недоставало все это время, — пришло вдохновение.

Домой Сулейман возвращался чуть не бегом. Со свойственной ему неуемной энергией он тут же собрал «экстренное домашнее совещание» — призвал сноху, сына, коротко передал им свой разговор с парторгом. Глаза его горели, лицо светилось, движения были порывисты.

— Есть у меня, дорогие мои, — поделился он, — одна деталь — крышка корпуса сальника. Давно она не дает мне покоя. Помогите одолеть ее. Поможете, га? Как раз сегодня мне их целую партию принесли. Штук пятьдесят! На целый месяц работы… Ежели придерживаться существующей технологии, я должен обрабатывать эти детали каждую по отдельности, пока не доведу до полной готовности. А у меня, — старик спрятал улыбку в усы, — сверлит в мозгу мысль: нельзя ли здесь сообразить маленький поточек? Назиров на большой поток замахнулся, а у меня будет маленький, га?.. Сначала обрабатывать все детали по одному виду работы, потом по другому, потом по третьему?.. Как ты считаешь, Иштуган, стоящая мысль, га? Говори, у тебя голова вон какая ученая… — Но сам не дал сыну даже рта раскрыть. — Понимаешь, по старой технологии мне приходится бесконечно менять резцы, часто заменять деталь, мучиться с доводкой точности… А все это время съедает. Если же обрабатывать по моей технологии, куда быстрее дело пойдет. Вон смотри: уменьшится количество инструмента в установке — раз; сократится время на отвод и поворот резцедержателя — два. Так? Дальше… Сократится количество замеров. Произвел замеры первых деталей, а дальше крой на память, по нониусу…

— Правильно надумал, отец. Давно бы тебе взяться так работать.

— Га, давно… Пока время не пришло — и гром не грянет, сынок. Ежели на языке гладко выходит, думаешь, и на станке так же гладко пойдет? Как бы не так. Ладно!.. Марьям, ты поможешь мне в планировании, а ты, Иштуган, завтра в цех зайди. Помоги хоть раз в жизни родному отцу. А то все чужих уму-разуму учишь.

Всю последующую неделю Сулейман, забыв о семейных бедах, был всецело поглощен обдумыванием новой технологии по обработке крышки корпуса сальника. Настроение у него было великолепное. Успех превзошел все его ожидания. И в тот день, когда обратились к заводскому коллективу со своим призывом братья Котельниковы, он с полной уверенностью поднял свой голос в поддержку их начинания.

Обращение Котельникова совпало с партийным собранием механического цеха. Вечером, накануне партийного собрания, Сулейман кликнул к себе в комнату Нурию, попросив захватить перо и бумагу.

— Пиши, — сказал он дочери, шагая по комнате с заложенными назад руками. — Обязательство…

— Написала, папа.

Сулейман, ничего больше не говоря, продолжал мерять шагами комнату. Нурия, не отрывая глаз, следила за ним. Но отец, казалось, вовсе забыл о ней, а Нурия торопилась в кино.

— Ну, говори же, папа, что дальше писать, — нетерпеливо проговорила она.

— Погоди, не спеши, дочка. Дай отцу подумать.

— Ой, папа, знаю же, о чем ты будешь диктовать мне.

— Откуда?.. — недоверчиво посмотрел на дочь Сулейман.

— Я обо всем знаю, что творится у вас на заводе. Диктуй: «Следуя примеру Котельниковых…» Писать?..

— Нет, не писать! — послышалось резко в ответ. — Вычеркни и то, что написала. Вычеркнула?

— Вычеркнула, — сказала Нурия уныло.

— Теперь пиши: «Даю слово…»

— Ой, какой ты, папа… Это же все равно — что «обязательство», что «даю слово».

Сулейман не вскипел, против обыкновения, а лишь покачал головой. Приподнятое настроение не покидало его, потому его и не вывело из себя вмешательство дочери.

— Молода ты, Нурия, не понимаешь… Далеко не все равно, дочка. Если я говорю: даю слово, это звучит вроде бы как клятва. Поняла? А теперь пиши: «Следуя примеру Котельниковых…»

Когда Нурия кончила писать отцу социалистическое обязательство, до начала сеанса оставалось не больше пятнадцати минут. Нурия схватила пальто, шапку и стрелой вылетела из дому. А Сулейман долго еще, размышляя о чем-то, ходил по комнате. Потом надел очки и стал просматривать газеты. За эту неделю он к ним почти не притрагивался, не знал толком, что делается на белом свете. Но его выдержки хватило на несколько минут, и снова он пошел шагать между окном и дверью.