Касымалы Джантошев - Чабан с Хан-Тенгри

Под шумные аплодисменты занавес раскрылся. В углу сцены, отвернувшись от зрителей, сидела плачущая Эркингюл. Скрестив руки на груди, стоял ее престарелый жених — Асанкожо. Старик — Темирболот ходил по сцене, опираясь на трость.

Старушка — Лиза увещевала «мужа»:

— О, да пойми же! Сын твой погиб на фронте. Невестка вышла замуж и уехала. Нашу внучку мы сами вырастили. Она сейчас, подобно весеннему цветку, только что начала расцветать. И выдавать ее замуж за пятидесятилетнего грешно и стыдно.

— Эй ты, проклятая старуха, пока не вышиб тебе глаза, замолчи! Коль не выйдет замуж твоя внучка, что ей тогда делать? Пятьдесят лет — это средний возраст для жениха. Раньше семидесятилетние женились на четырнадцатилетних девочках. А твоей уже восемнадцать. Засиделась в девках, начала стареть. Подумай, старуха, и не зли меня.

Интересно было видеть ребят в гриме, на сцене, в чужом облике, с незнакомыми повадками. Особенно забавны были Лиза и Темирболот, перевоплотившиеся в людей преклонного возраста.

— Слава аллаху… постепенно и я вспомню молодость, — с улыбкой произнес Асанкожо, как полагалось ему по роли.

— Не вспоминать тебе молодость, а околеть! Сдохнуть бы тебе, прежде чем жениться на моей внучке! Проваливай с моих глаз, лохматый! — Лиза — старуха толкнула в спину старика — Асанкожо.

— Ах, ты… ты погаными руками коснулась гостя моего? Давно у тебя спина чешется и черти на ней не плясали, — старик с криком бросился на жену и принялся колотить ее тростью.

— Эй ты, Кенешбек! Сдох ты там, что ли? Держи этого бессовестного! — выкрикнул старик Ашым.

Остальные зрители разразились хохотом. Сидевшие рядом с Ашымом стали его успокаивать:

— Отец, это ведь только так на сцене. Они играют роли.

В это время старик — Асанкожо подбежал к старику — Темирболоту:

— Успокойся, дорогой, оставь свою жену.

— Отпусти меня! Навсегда покончу я с этой старухой, и сразу увезешь девчонку, — вырываясь, кричал старик. Время от времени ему удавалось палкой дотянуться до старухи. Та, плача, старалась увернуться. Девушка пыталась загородить бабушку.

— Эй ты, Кенешбек! — снова раздался на весь зал негодующий голос Ашыма. — Почему ты надел мою одежду на этого бессовестного старика? — Он вскочил с места.

Зал снова дрогнул от хохота.

— Слушай, ты же не ребенок, садись, — жена Ашыма потянула его за рукав.

— Отстань от меня. Не желаю, чтобы мою одежду носил такой бессовестный старик, — Ашым, опираясь на палку, поплелся к сцене.

Как полагалось по ходу пьесы, на сцену, заслышав крики, прибежали люди и уволокли старика и его родственника за кулисы.

— Эй, слушайте, пусть он отдает мою одежду! — кричал старец Ашым, взбираясь на подмостки.

После двух пьес шли хоровые номера, дуэт, сольное пение, декламация.

Темирболот, Эркин и Эркингюл спели песню о лентяях. Им на гармонике аккомпанировала Лиза. Зрители так аплодировали, что номер повторили. Жанаргюл тоже пришлось сыграть на губном комузе дважды — так велик был успех.

Зрители потребовали, чтобы на сцену вышел старец Ашым. Он без тени смущения расположился на стуле и спокойно заговорил:

— В нашем аиле нет человека старше меня, и все вы мне кажетесь детьми. У меня сейчас нет прежней остроты зрения, нет силы в ногах. Вот вы заставили меня выйти на сцену, но на комузе играть уже не заставите. Я уже не тот, что был прежде. Мелодии звучат у меня совсем по-другому. Но я не хочу, чтобы песни, которые я знаю, ушли со мною в могилу, и поэтому потихоньку учил играть своих внуков.

— Спасибо тебе, отец! — зашумели в зале.

— Подождите, дети мои! Если внуки мои сыграют хорошо, тогда благодарите, а если нет — значит, благодарить не за что. Мои внуки просили меня, чтобы я никому ничего не говорил о наших занятиях до тех пор, пока они не научатся хорошо играть. Вот сейчас я могу раскрыть их секрет. За то, что скрывал это так долго, простите меня, дети мои. За то, что раскрываю секреты, пусть простят меня внуки, — старец Ашым взял комуз, настроил, отложил в сторону. Затем стал настраивать второй.

Люди в зале и за кулисами, не догадываясь, о каких внуках говорит бездетный Ашым, вопросительно переглядывались.

Когда Ашым настроил второй инструмент, он поискал глазами Жанаргюл и, увидев ее, подмигнул; учительница подошла к старику, они о чем-то пошептались. Жанаргюл принесла два стула, поставила по обе стороны Ашыма.

— А теперь, дорогие мои, идите сюда! — торжественно продолжал старик. — Проходите не через лощины и овраги, не украдкой, а шагайте открыто по кочкам, нет, не по кочкам, а по вершинам!

На сцене появились Темирболот и Эркин, очень смущенные.

Зрители дружно захлопали и забарабанили ногами об пол.

Старец дал Темирболоту и Эркину по комузу, потом поднял руку, прося внимания.

— Дорогие! В старину считали, что все песни начинаются с мелодии «Камбаркан». Сейчас вам Эркин исполнит «Большой Камбаркан».

Эркин сел рядом со стариком и, как опытный мастер, заиграл уверенно и спокойно. Зрители слушали и не могли понять, когда это он успел научиться играть так хорошо. Не зная, как выразить свое восхищение, люди временами выкрикивали: «Здорово!», «Браво!», «Молодец, Эркин!»

— Дорогие! Вы все знаете, что советские люди никогда не отступают. Вот о таких героях народ сложил песню «Не отступай». Ее сыграет Темирболот.

Темирболот не хуже Эркина справился со своей задачей. Стремительный темп сменялся величественно-медленным. Бравурная мелодия захватила слушателей. Темирболота просили играть еще.

Айкан было немного неприятно, что она не знала о тайных занятиях сына, но скоро гордость за него заставила забыть обо всем. Она шептала слова благодарности старцу Ашыму.

— Спасибо, отец Ашым! — крикнули в зале.

— До конца дней видеть вам радость и счастье от внуков!

— Пусть еще сыграют!

— Дорогие мои! Не спешите! Ваш председатель неспроста вызвал меня на сцену. У вашего отца Ашыма есть для вас еще кое-какие секреты. — Старик приставил ладонь ко лбу, стараясь разглядеть кого-то в зале. — Слушай, Айымбийке! Тащи сюда свою матушку Камка!

Айымбийке привела старушку на сцену.

— Матушка Камка, садись на мое место! — Ашым уступил ей стул и встал позади.

Темирболот и Эркин внесли на сцену еще четыре стула и скрылись за кулисами.

— Многие из пожилых людей вспоминают, — снова заговорил Ашым, — как играла тетушка Камка на губном комузе! Пусть будет проклята старость, которая унесла ее дарования. После того как старушке вставили зубы, она снова стала играть и теперь учит невесток и внучек своему искусству. Вот послушайте. Дочка Жанаргюл, приступай к делу!

Рядом с Камкой заняли стулья Жанаргюл и Айымбийке, подсели вышедшие из-за кулис Лиза и Эркингюл.