Михаил Стельмах - Правда и кривда
- Название:Правда и кривда
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1967
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Михаил Стельмах - Правда и кривда краткое содержание
Много десятилетий прошло после Великой Отечественной войны… Но никогда не заживут раны в сердцах и душах участников жестокой битвы за право жить, любить, надеяться и верить, в памяти тех, кто стал наследником Великой Победы. Мы преклоняемся перед мужеством людей, прошедших через то страшное пекло. И мы благодарим тех, кто несет в будущее правдивую память о подвиге наших предков.
Закончив 1961 году роман «Большая родня», Михаил Стельмах продолжает разрабатывать тему народа и величия его духа, тему бессмертия народной правды, что побеждает и в войне, и в послевоенной тяжелой жизни.
В романе «Правда и кривда» рассказывается о жизни украинского села в последние годы войны и в первое послевоенное лето.
Автор показывает также богатырскую устойчивость и выдержку воинов на фоне адских испытаний: «Огонь был таким, что в воздухе снаряды встречались со снарядами, мины с минами, гранаты с гранатами». Многие из воинов не надеялись выжить, но все они честно исполняли свой долг каждый на своем месте.
Правда и кривда - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Но никто не ответил ему. Только спустя какую-то минуту Поцилуйко понял, что навстречу ему подалась не Василина, а ее распятое платье, которое срывал с металлических прищепок осенний ветер. А какие металлические крючки распинали теперь саму Василину?..
Несколько лет прошло с того страшного времени. Поцилуйко избавился от опасного свидетеля, но не избавился от тревоги: а что, если Василина осталась жива и не сегодня-завтра вернется из какого-нибудь лагеря смерти? Правда, она, наверное, ничего не знает о том, кто отдал ее в руки полиции. Но может случиться так, что однажды схватят и Александра Крижака. А тот, спасая свою шкуру, начнет топить всех, кого можно утопить.
Страшная мука, взятая за первую фальшивую справку, до сих пор молола его душу. Об этом и сейчас напоминал мешок, лежащий за плечами. Если бы знал человек, что судьба готовит ему через какой-то промежуток времени, тогда бы десятой дорогой обошел сомнительные дорожки и имел бы такую чистую печать, как сердце ребенка.
Конь крушит и крушит копытами замерзшие лужи, брызгает из них водой, а память Поцилуйко брызгает тем, что навеки хотелось бы стереть, выжечь из тела. Если бы на свете, были такие огни… И он снова клянет войну, будто она виновата во всем, и снова, как сети, плетет и разбрасывает мысли, как ему по-настоящему ухватиться за ветви жизни, как вписать в свою биографию если не подвиги, то хотя бы такие поступки, которые могут вынести его на гребень. Разве же его ум не понадобится еще в каком-то деле? Разве его бывшие заслуги хотя бы сяк-так не залатают его растерянности в войну? Разве же не он первым из шкуры лез, разрушая хутора и те дома, что отдалялись от сел. Мороки тогда было с дядьками, а особенно с тетками: то у них не было древесины на новую постройку, а старая еще бы постояла, то новое место не нравилось, то еще что-то выдумывали. Тогда он собственной персоной сел на трактор и поехал к самым ярым. У него недолгий был разговор с ними — бечевой заарканил сруб, крикнул трактористу: «готово», трактор заурчал, напрягся, а хата, как живая, тронулась за ним, скособочилась, ойкнула и развалилась на груду дров. И в этом селе он снес не одно жилище. Правда, тогда кляли его бабы, как проклятого, даже в глаза придурком называли, но план был выполнен с опережением графика. Дядька только припеки, так он и черта сделает, не то что другую хату.
Поцилуйко оглянулся, будто должен был встретиться с прошлым. Но вокруг увидел только наросты землянок и расстегнутое, кое-где огражденное жердями мелкодворье. Около конюшни показалась человеческая фигура. Когда конь поравнялся с нею, она властным движением остановила его.
— Стой! Кто едет?
— Это я, товарищ Дыбенко! — узнал голос деда Евмена и невольно поморщился.
— Кто «я»? — недоверчиво спросил старик.
Поцилуйко соскочил с саней, подошел к старику.
— Добрый вечер, дед Евмен! Разве не узнаете?
— А чего бы я должен тебя узнавать? Показывай документы.
— Какие документы? — возмутился Поцилуйко. — Что с вами, дед?
— Не то, что с вами! — отрезал конюх.
— Неужели не узнали меня, Поцилуйко?
— Поцилуйко? Это того, что до войны был аж секретарем райисполкома?
— Того самого, — не уловил в голосе старика презрения.
— И того самого, который войну пересидел на харчах вдов и сирот?
— Как мог, так и пересиживал, — рассердился Поцилуйко. — Какое вам дело до меня?
— Даже большое, — старик проворно ощупал карманы Поцилуйко. — Оружия, значит, нет?
— Зачем оно вам? — пришел в себя Поцилуйко.
— Чтобы ты часом не стрельнул в старика. Кто же тебя знает, в какого черта ты превратился за войну… Ну-ка, показывай документы.
Поцилуйко зло полез в карман.
— Брони вам хватит?
— Брони? За какие же такие заслуги достал ее?
— Это уже не вашего ума дело.
— Глядите, каким вельможным стал! А не великоват ли у тебя довесок ловкости к уму?
Старик в одну руку взял броню, а второй повел коня к конюшне.
— Куда же вы, дед?
— Документы проверять.
— Я вам посвечу.
— Мне не надо чужого света. Ты уже раз посветил мне.
— Когда же это было?
— Забыл?
— Не помню.
— Ой, врешь, обманщик. А кто мой дом в труху раструсил, не помнишь?
— На то была директива.
— Директива была советская, чтобы людей не обижать, а разрушал ты, как фашист, плюя на людей.
— Я вам таких слов во веки веков не забуду.
— И на меня донос напишешь? — оживился старик. — Напиши, напиши! Бумага все стерпит. А люди не захотят таких свиней терпеть, хотя они и успели броней запастись от войны. От людей никто не выдаст тебе брони.
— Недаром вас элементом называют.
— И таки называют. А на деле элементами выходят такие, как ты.
— Все своей мелкособственнической хаты не можете забыть?
— Вижу, ты как был дураком, так им и остался. Не хаты, а издевательства не могу забыть! Тогда же у меня ни деревца на поленнице, ни копейки за душой не было. Старуха моя только одного просила: проститься с хатой — хотела побелить ее, одеть насмерть, как одевают человека, потому что в том доме мы век прожили. А ты и этого не позволил. Так кто же тебя мог руководителем назначить?
— Нашлись такие, что не имели времени совещаться с вами.
— Теперь, надеюсь, будут совещаться. А мы уже, поломав хребет фашизму, поломаем и броню таких выскребков.
— Бге, так вам и дадут демократию в обе руки! Надейтесь…
На перепалку с конюшни вышли конюхи.
— Ребята, к нам Поцилуйко с броней заехал! — обратился к ним дед Евмен.
— С какой Броней? С новой женой или полюбовницей?
— Вот жеребец! — кто-то возмутился в темноте.
— Да нет, не с Броней, — потряс дед Евмен книжечкой, — ас этой бумажкой, которая освобождает Поцилуйко от войны, от армии, от людей, отгородила бы его гробовая доска.
— Где там, этот пройдоха из гроба вылезет, если учует добрую взятку, — деловито отозвался кто-то из конюхов.
— Слышишь, как народ голосует за тебя? Упал бы, сучий выродок, ты на колени и попросил бы, чтобы простили тебе разную твою мерзопакость. Или, слышишь, давай сделаем так: я рвану твою броню в клочья, а ты завтра рви на фронт?!
— Придите в себя, дед! — испуганно уцепился в руку старика.
— Не шарпайся, а то как шарпану! — старик оттолкнул Поцилуйко и обернулся к конюхам: — Что же нам, ребята, с ним сделать? Не выпускать же такую добычу из рук? Взятки он брал?
— Брал.
— Дома наши разрушал?
— Разрушал.
— От фронта и партизанщины убежал?
— Убег! — уже грозно отозвались конюхи.
— Так, может, придавим его здесь, чтобы не паскудил земли?
— А чего с ним церемониться, — конюхи кругом обступили Поцилуйко. Он испуганно осмотрелся кругом, но на лицах прочитал суровый приговор и начал икать.
— Люди добрые, смилуйтесь. Я еще исправлюсь… — надломилась вся его фигура.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: