Валентин Овечкин - Собрание сочинений в 3 томах. Том 3

Теперь, когда дом мой не пуст, есть на кого оставлять квартиру, я буду чаще и на более продолжительный срок выезжать в «Политотдел». Да, я не отступаюсь от своего намерения написать об этом колхозе. Рассказ о «Политотделе» переплетается с моими воспоминаниями о нашей коммуне, где я председательствовал, о первых шагах колхозного движения. Я чувствую возможность все это очень органично соединить, слить. Именно слить, а не склеить. Тема просторная, о многом можно высказаться! Наблюдая сегодня «Политотдел» (по моему убеждению — лучший колхоз в Советском Союзе), и бешено радуешься торжеству идеи коллективизации, и бешено злишься — почему не везде так? Ведь это же доступно всем!

Это все сделано, нажито своими руками, собственным горбом, на совершенно бесплодной (до колхоза) земле, на болотах, которые, прежде чем превратить их в орошаемые поля, сначала пришлось осушить. Колхоз «Политотдел» — это тот идеал, который мерещился нам, первым голодным коммунарам в Приазовье, когда мы зачинали свою нищую (в то время) коммуну. И я думаю, что, если бы я не ударился в эту дурацкую литературу, и вернулся в свою бывшую коммуну (сейчас — колхоз) хотя бы сразу после войны, и меня избрали бы там опять председателем, — и наш колхоз сейчас ничем не уступал бы «Политотделу». Не пришлось бы ехать за тридевять земель любоваться этим красавцем колхозом — у себя дома достигли бы такого же идеала… Когда меня выдвинули из коммуны на партийную работу, то отрывали от коммуны с мясом, и эта рана осталась у меня не зажившей на всю жизнь. Много лет тоска по коммуне спать не давала, бумажки, канцелярии всякие, столы, за которыми приходилось в этих канцеляриях штаны протирать, просто ненавидел, все это мне казалось каким-то эрзацем жизни, никому не нужным, и в первую очередь не нужным самим канцеляристам. Да не казалось, так оно и было. Настоящая моя жизнь осталась там, в нашей коммуне: земля, посевы, работа на полях, рост хозяйства, строительство, новый общественный уклад, рост людей. Сегодня вкладываешь в дело усилия, труд (не бумажный, настоящий!), а завтра уже видишь результаты. Все — зримо, осязаемо. Эх!.. Да и поныне я половиной своего существа — там, где осталось самое живое дело из всех дел, что за свою жизнь переделал, и не очень я уверен, что из многих путей, лежавших передо мною, выбрал самый нужный для себя и для людей, и часто думаю, что там я был более к месту. И уж морального удовлетворения получал бы гораздо больше. А там — черт его знает!..

Но книга о «Политотделе» — работа большая, надолго. Дай бог, чтоб за год управился. Трудность этого нового для меня жанра заключается, во-первых, в том, что документальных вещей я раньше не писал, никогда не придерживался строго фактов, не списывал своих литературных героев с реальных прототипов. А тут от реальности — ни на шаг, стало быть, меньше надо давать воли фантазии. А во-вторых, все то, что я до сих пор писал, я писал, с кем-то и с чем-то ожесточенно споря, опровергая то, с чем не согласен, утверждая свое. В «Районных буднях» ведь в каждой строчке — полемика. А тут вроде бы не с кем да и не из-за чего полемизировать, нет повода ругаться.

Смогу ли давать в «Н. м.», по мере написания, куски, отдельные главы (последовательно или отрывками) — не знаю. Это зависит от того, как утрясется композиция вещи. Во всяком случае, буду искать такую композицию, чтоб позволила печатать отрывки, не дожидаясь окончания всего задуманного.

А с деньгами на «творческую командировку» дело обстоит так. Ты говорил и Вильяму Александровичу, ташкентскому писателю, и Екатерине Владимировне, что это не литфондовские деньги (которыми ты хочешь снабдить меня), а «новомировские». Но я получил выписку из постановления секретариата Союза, в которой говорится, что по твоему ходатайству мне предоставляется творческая командировка по Узбекистану — 30 дней — за счет Литфонда. Стало быть, и процедура обычная литфондовская. И Кондратович телеграммой просил меня сообщить в Союз писателей, с какого числа оформить мне командировку, после чего я получу командировочное удостоверение именно оттуда, из Союза.

А что я могу туда сообщить? Я был в «Политотделе» уже много раз, и еще много раз буду жить там, и по неделе — две, и по два-три дня, и когда кончу к ним ездить — не знаю. И, конечно, не буду всякий раз отмечаться там «прибыл», «убыл». Было бы даже стыдно отмечаться о прибытии — убытии в колхозе, находящемся всего в 20 километрах от Ташкента. В общем, ничего я в Союз писателей не сообщал и не буду сообщать. Из-за какой-нибудь сотни рублей бумажек и бюрократизма всякого — на тысячу. Бог с ними, с этими командировочными, обойдусь без них. Я не брал творческих командировок для поездок из Курска в колхозы области, когда писал «Районные будни». Верно, я был тогда богаче, но и сейчас обнищал еще не совсем до ручки. Да и зачем мне принимать от Союза писателей такого рода подачку, когда тот же Союз, в то же самое время взыскивает с меня гораздо большую сумму. Я на днях подписал договор с «Советским писателем» на издание однотомника в 1967 году (старые вещи), а весь гонорар Лесючевский заворачивает в погашение аванса, полученного мною в этом издательстве еще в 1959 году. Ну, кажется, все написал. Это я потому так длинно расписался, что давно не видались.

Жаль, что ташкентец наш, Александров, когда был у тебя, постеснялся попросить билет на «Теркина» — было бы кому рассказать мне обстоятельно о спектакле. Идет он еще? Видела спектакль наша сваха, мать жены старшего сына, сплошной восторг, но кроме «Ах, как здорово, как чудесно!» я от нее мало чего добился.

Жара у нас уже кончилась, посвежело, и даже дождики перепадают, так что погода вполне подходящая для твоего приезда. А до 3/IX было 40° и даже 42–43.

Дьявольски жаркое лето стояло. Она-то, эта жара, и наделала бед в Ферганской долине, растопив берега одного горного ледникового озера, откуда хлынула вода на кишлаки и поля. На бедный Узбекистан в этом году — все шишки. Но урожай, в общем, хороший, и с зерном было неплохо, и хлопок не подкачал. Уборку хлопка уже начали.

Ребят наших дома нет. Старший, Валентин, в Таджикистане, на полевых работах, а младший, Валерий, в Кызылкумах — по той же линии, по разведке ископаемых. Квартира пустая, есть где поместиться, если приедете. Приезжайте!

Передавай сердечный привет от Екатерины Владимировны Марии Илларионовне. И от меня. И тебе такой же привет.

Поздравляю тебя и всю редакцию с полутысячным номером! Пожелал бы тебе быть редактором «Нового мира» до тысячного номера, но думаю, что ты и сам себе такого лиха не желаешь. Обнимаю!

15/Х 1966

…Вспоминаешь ли ты, Коля, Тайгуч? Я — очень часто. Это признак старости — очень ярко встает в памяти прошлое…