Василий Шукшин - Том 3. Рассказы 70-х годов

– А что, тебе так глянутся боевитые? – игриво спросил Атаман. И поправил ус.

– Брось! – сказал Иван – Пропадём. Не слушай её, змею.

– Да ну, зачем пропадать… Мы её в плен возьмём.

– Пойдём, Атаман: у нас времени вовсе нету. Вот-вот петухи грянут.

– Ты иди, – велел Атаман, – а я тебя догоню. Мы тут маленько…

– Нет, – твёрдо сказал Иван. – С места без тебя не тронусь. Что нам Илья скажет?

– Мх-х, – огорчился казак. – Ну, ладно. Ладно… Не будем огорчать Муромца. До другого разочка, краля! Ишь ты, усатая. Ох, схлестнёмся мы с тобой когда-нибудь… усы на усы! – Атаман громко засмеялся – Пошли, Ивашка. Скажи спасибо Илье – он беду-то почуял. А ведь он остерегал тебя, чего не послухал?

– Да вот… вишь, мы какие боевитые… Не послухал.

Иван с Атаманом ушли.

А дочка Бабы-Яги долго сидела на лавочке, думала.

– Ну, и кто же я теперь? – спросила она сама себя. И сама же себе ответила: – Вдова не вдова и не мужняя жена. Надо кого-нибудь искать.

В библиотеке Ивана и донца встретили шумно и радостно.

– Слава богу, живы-здоровы.

– Ну, Иван, напужал ты нас! Вот как напужал!..

– Ванюша! – позвала Бедная Лиза. – А, Ванюша!

– Погоди, девка, не егози, – остановил её Илья, – дай сперва дело узнать: как сходил-то, Ванька? Добыл справку?

– Целую печать добыл – вот она. – И Иван отдал печать.

Печать долго с удивлением разглядывали, крутили так, этак… Передавали друг другу. Последним, к кому она попала, был Илья: он тоже долго вертел в огромных пальцах печать… Потом спросил всех:

– Ну, так… А чего с ней делать?

Этого никто не знал.

– И зачем было посылать человека в такую даль? – ещё спросил Илья.

И этого тоже теперь никто не знал. Только Бедная Лиза, передовая Бедная Лиза, хотела выскочить с ответом:

– Как это ты говоришь, дядя Илья…

– Как я говорю? – жёстко перебил её Муромец. – Я говорю: зачем надо было посылать человека в такую даль? Вот – печать… Что дальше?

Этого и Бедная Лиза не знала.

– Садись, Ванька, на место и сиди, – велел Илья. – А то скоро петухи грянут.

– Нам бы не сидеть, Илья! – вдруг чего-то вскипел Иван. – Не рассиживаться бы нам!..

– А чего же? – удивился Илья. – Ну, спляши тогда. Чего взвился-то? – Илья усмехнулся и внимательно посмотрел на Ивана. – Эка… какой пришёл.

– Какой? – всё не унимался Иван. – Такой и пришёл – кругом виноватый. Посиди тут!..

– Вот и посиди и подумай, – спокойно молвил Илья.

– А пошли на Волгу! – вскинулся и другой путешественник, Атаман. Он сгрёб с головы шапку и хлопнул её об пол. – Чего сидеть?! Сарынь!..

Но не успел он крикнуть свою «сарынь», раздался трубный глас петуха: то ударили третьи. Все вскочили на свои полки и замерли.

– Шапка-то! – вскрикнул Атаман. – Шапку оставил на полу.

– Тихо! – приказал Илья – Не трогаться! Потом подберём… Счас нельзя.

В это время скрежетнул ключ в дверном замке… Вошла тётя Маша, уборщица. Вошла и стала убираться.

– Шапка какая-то… – увидела она. И подняла шапку. – Что за шапка?! Чудная какая-то – Она посмотрела на полки с книгами – Чья же это?

Персонажи сидели тихо, не двигались… И Атаман сидел тихо, никак не показал, что это его шапка.

Тётя Маша положила шапку на стол и продолжала убираться.

Тут и сказке нашей конец. Будет, может быть, другая ночь… Может быть, тут что-то ещё произойдёт… Но это будет уже другая сказка. А этой – конец.

Рано-рано утром, во тьме, кто-то отчаянно закричал:

– Где я?! Э-эй!.. Есть тут кто-нибудь?! Где я?..

И во тьме же, рядом, заговорили недовольные голоса, сразу несколько.

– На том свете. Чего орешь-то?

– Где я? Где мы?..

– На том свете. Чего орешь-то?

– Ну чего зря пугать человека! Не на том свете, а в морге пока. У меня вон номерок на ноге… вот он – болтается, чую. Интересно, какой я по счету?

– А где мы? Чего зубоскалите-то? Где, я спрашиваю?!

– Не ори, а то я подумаю сдуру, что ты моя жена и полезу целоваться; она всегда орет с утра. Она орет, а я ей – раз – поцелуйчик: на, только не вопи.

– Ну и как? – поинтересовался хриплый басок. – Помогает?

– Слабо…

– Если б ты ей четвертным рот залепил, она бы замолкла.

– Четвертного у меня с утра… Я за четвертной-то сам зареву не хуже слона… А ты мне лепи четвертные.

– Где мы находимся, я вас спрашиваю?! – опять закричал тот, истеричный.

Тут вспыхнул свет… И видно стало, что это – вытрезвитель. И лежат в кроватках под простынями восемь голубчиков… Смотрят друг на друга – век не виделись.

Открылась железная дверь, и в комнату вошел дежурный старшина.

– Чего кричите? – спросил он. – Кто кричал?

– Я, – сказал человек довольно интеллигентного вида. Он хотел встать с кровати, но, обнаружив, что он почти голый, запахнулся простыней и тогда только встал. И подошел к старшине… – У меня к вам вопрос: скажите, пожалуйста, где я нахожусь? – он стоял перед старшиной, как древний римлянин, довольно знатный, но крепко с похмелья. – Я что-то не могу понять – что это здесь?

– Санаторий «Светлые горы».

– Что за шуточки! – повысил голос интеллигент. – Я вас серьезно спрашиваю.

– Ложись, – показал старшина, – и жди команды. Серьезно он спрашивает… Это тебя счас будут серьезно спрашивать.

Интеллигент струсил.

– Простите… Вы в каком звании, я без очков не вижу? Где-то потерял очки, знаете…

– Генерал-майор.

Древний помятый римлянин стоял и смотрел на старшину.

– Я вас не понимаю, – сказал он. – Вы всегда с утра острите?

– Чтоб тишина была, – велел старшина. И пошел к двери.

– Товарищ старшина!.. – вежливо позвал его здоровенный детина, сосед очкарика по кровати. – У вас закурить не будет?

– Не будет, – жестко сказал старшина. И вышел. И закрыл дверь на ключ.

– Опять по пятницам, – запел детина, качая голос; он был, наверно, урка, – пойдут х-свидания-а, и слезы горькие моей… Ложись, очкарь. Что ты волну поднял? Мы находимся в медвытрезвителе… какого района, я, правда, не знаю. Кто знает, в каком мы районе?

– Районе!.. – сказал мрачный человек. – Я город-то не знаю.

Очкарик ринулся взволнованно ходить по комнате.

– Слушай, ты мне действуешь на нервы, – зло сказал урка, – сядь.

– Что значит действую на нервы? Что значит сядь?

– Значит, не мельтеши. А то я гляжу на тебя – и мне всякие покойники в башку лезут.

– Но что я мог такого сделать? – все не унимался очкарик. И все ходил и ходил, как маятник. – Почему меня… не домой, а куда-то… черт его знает куда? Что они, озверели?

– Ты понял! – воскликнул урка. – Убил человека и еще ходит удивляется!.. Во, тип-то.

Очкарик остановился… и даже рот у него открылся сам собой.

– Как это? Вы что?..

– Что?