Сергей Сартаков - Горный ветер. Не отдавай королеву. Медленный гавот

На этот раз Лидию Фроловну захватила мысль: организовать в воскресный день коллективную прогулку на теплоходе по каналу Москва — Волга.

Поначалу все складывалось как нельзя лучше. Перворазрядный буфет от кафе «Андромеда» стал бы обслуживать участников поездки не только на борту теплохода, но и на берегу, во время длительной стоянки у какого-то «нетарифного» острова на Учинском водохранилище. Самодеятельный заводской оркестр тоже готов был играть столько, сколько понадобится. А на всякий случай к нему добавлялось и еще два магнитофона с усилителями звука. Разумеется, не забыла Лидия Фроловна и о врачах, медсестрах и фотографах. Заводской физрук, по ее установкам, приготовил целый ворох мячей, волейбольных сеток и городошных комплектов. Пароходство выделило специальным рейсом один из самых лучших прогулочных теплоходов. Словом, поездка обещала быть веселой, бодрящей и комфортабельной в полной мере.

Но вдруг все зашаталось. Когда Лидия Фроловна подсчитала на карандаш, во что обойдется ее замысел профсоюзному бюджету, она так и ахнула. Смета завкома решительно не выдерживала. И собственной зарплатой никак ее не подкрепишь — уж очень велик разрыв.

Лидия Фроловна тут же пошла «по грибы» к Фендотову. Тот переадресовал к Стрельцову. А Василий Алексеевич, просмотрев печальные выкладки Лидии Фроловны, только покачал головой: «Нет, здесь я вам не союзник. Но выход из положения вижу, между прочим, совсем неплохой. Зачем вы зафрахтовали такой большой теплоход? Он пойдет наполовину пустым. Возьмите еще какой-нибудь коллектив в пай. И все сойдется». Лидия Фроловна немедленно согласилась, но высказала сомнение насчет того, что полного удовольствия тогда уже не получится, «чужие» станут мешать «своим», непринужденность исчезнет. «Ты сам первый в трусах одних не пойдешь по палубе разгуливать!» Но Стрельцов был неумолим, и Лидия Фроловна, чтобы не загубить в целом свою идею, вынужденно пошла на всемерное сокращение расходов, и прежде всего по пути, предложенному Стрельцовым.

Так на теплоходе вместе со «своими» оказалась и добрая треть «чужих».

Первые же часы плавания по каналу доказали, что тревоги Лидии Фроловны были напрасными. «Чужие» нисколько не мешали «своим», вперемешку они сидели в салоне и просто под тентом за столиками, знакомились друг с другом, увлеченно беседовали, а молодежь танцевала. Василий Алексеевич, правда, не разгуливал по палубе в одних трусиках, но за дымовой трубой, где был устроен солярий, с удовольствием позагорал в том виде, в каком и положено загорать.

Каюты не распределялись, можно было зайти в любую свободную, посидеть в холодке и даже прилечь на диване. Только для Галины Викторовны Лапик сделали персональное исключение — ей вручили ключ от люкса. Иначе она не соглашалась поехать. Иван Иваныч провел в госкомитете почти целый день, неизвестно — лишь ради этого или попутно решая и еще какие-то другие дела.

А вот визит к Жмуровой у него окончился неудачей. Елена Даниловна не только отказалась от поездки, заявив, что это вовсе не отдых, а ей хоть один-то день в неделю необходимо отдохнуть «как следует», но и пробрала Фендотова тоже «как следует» за неправильное оформление документов на мухалатовский аккумулятор. Оказывается, требовался еще протокол специального совещания при директоре, которое почему-то не было созвано.

Лапик вдвоем в Фендотовым сидела теперь на защищенной от солнца и ветра скамье в корме теплохода и повторяла жмуровские упреки уже на свой лад:

— Как это можно было упустить! Ну, вас я понимаю, Иван Иваныч, весь завод у вас на плечах. А что же Василий Алексеевич?

Фендотов попробовал защитить своего заместителя:

— Не отделяйте меня от Стрельцова, Галина Викторовна. Прохлопали мы — так оба. На плечах Василия Алексеевича тоже немало всяких забот.

— Вы известный гуманист, Иван Иваныч. Вы никого не желаете обижать, — сказала Галина Викторовна. И добавила с досадой: — А вы думаете, от Елены Даниловны только вам попало? Думаете, меня похвалили за это?

Сказала и спохватилась. Неладно вышло: сама набивается на сострадание. И действительно, Фендотов не прозевал.

— Галина Викторовна, мы вам столько всегда причиняем неприятностей и забот своей, ей-богу же, какой-то совершенно невероятной разболтанностью, что следует только удивляться вашему долготерпению. Если кто из нас двоих и гуманист — так это вы, добрейшая душа!

Фендотов говорил легко, не вдумываясь в свои слова, даже не подбирая их как следует. Для него это был день отдыха, веселая прогулка, вдобавок без жены, и любой разговор на прогулке — простая и пустая болтовня.

Но если Лапик охотно принимает его неискренне-искренние хвалебные речи, что же, он может и еще добавить, это ему ровным счетом ничего не стоит, а расположение Галины Викторовны всегда кое-что значит. Сейчас, например, она готовит проект записки от имени госкомитета в Совет Министров, где испрашиваются довольно-таки крупные, а главное, очень нужные суммы на приобретение специального оборудования. Вне плана. Тоже в свое время «прохлопали». Жмурова негодует, председатель госкомитета морщится, а Лапик все-таки действует. По методу «капля камень долбит». Один вариант, другой вариант записки, один разговор, другой разговор с Еленой Даниловной, а у той — с председателем госкомитета, — и надежд на успех появляется все больше и больше. Да, да, аппаратные работники — великая сила. Нельзя, ни в коем случае нельзя ею пренебрегать.

И Фендотов принялся нахваливать Галину Викторовну сверх всяких мер, а себя и Стрельцова, тоже сверх всяких мер, ругать и выставлять недоумками.

А теплоход между тем шел и шел, оставляя за кормой недолгую пузырчатую дорожку, взбегающую потом шумливыми волнами на зеленые откосы канала. Дул вкусный речной ветерок и уносил прочь каменные и нефтяные запахи большого города, Москва давала знать о себе только далеким набором высоких и острых шпилей. Трудился самодеятельный духовой оркестр, а на другом конце теплохода в полную мощь гремела еще и радиола. Здесь танцевали, там пели песни. В буфете, стоя, мужчины пили коньяк и пиво, а женщины — лимонад и черный кофе. На столики под тентом подавались горячие сосиски и пирожки с капустой. Сопротивляясь наступлению голодающих на столики, доминисты невозмутимо забивали козла. Словом, все развивалось по замыслу Лидии Фроловны — людям было приятно и весело.

Только Маринич и Лика бродили по теплоходу, как-то отделившись от всех. Им было не очень весело.

Накануне, в субботний день, из банка, где получала крупную сумму денег для выдачи зарплаты рабочим, Лика вернулась заплаканная, хотя и постаралась скрыть следы слез. Александр подписал приходный ордер, вручил ей ведомости, которые Лика должна была вместе с деньгами отнести в цехи, там оставить, а к концу дня собрать остатки денег и заполненные расписками рабочих ведомости, — выплаты производились без кассира, по доверию, — и тут только заметил, что Лика сама не своя. Спросил, что случилось. Она, жалостливо дернув губами, выбежала из кабинета. В течение дня Александр больше не видел Лику. Не встретилась она и по окончании работы, у проходной.