Сергей Малашкин - Луна с правой стороны

— А что же с этой девицей, Аскольдовой-то? — спросил Петька и упёрся глазами в Евгения.

— Да, да, — завозились остальные.

— С Аскольдовой? — спросил Евгений. — Женился на ней. Хорошая была женщина. Дралась против белых не хуже нас…

— Из купцов, и то…

— А так что ж, если в ней сознание…

— Ишь, шкура, — бросил из-за буфета хозяин. Но на него никто не обратил никакого внимания.

— А теперь? — спросил Петька.

— Её расстреляли врангелевские офицеры, а грудного ребёнка посадили на штык и выбросили с третьего этажа…

— А вы… вы-то где были? — дёрнулся Иванов и затопал ногами около стола. — Вы-то где были?..

— Дрались на одной станции.

— Дрались… — протянул безнадёжно и с упрёком Иванов и сел на стул. — То-то он, бедный, покоя не находил дома… Все ребёнка отыскивал… Да этот ещё нэп…

— Много погибло и много больных и физически, в нравственно, многие не выдержали новой политики, развратились, — сказал один из слушателей, по виду из рабочих, — но это ничего… Мы своё дело, начатое Ильичом, доведём… Дело верное, можно сказать… — и шумно опрокинул стакан.

— Правильно! — сказал Павел и крепко пожал ему руку.

Евгений ничего не ответил. В пивной наступила тишина. Дремала беззаботно канарейка, да хозяин бегал бледно-зелёными глазками по столикам, а когда обежал столы, остановился на Петре.

— Закрывай. Развесил уши-то…

Пётр застучал ставнями. Гости взялись за корзинки, за мешки, взвалили их на плечи и направились к выходу.

Евгений, покачиваясь, встал из-за стола и на ходу, подавая хозяину записку, сказал:

— Если придёт к вам Андрей Завулонов, то вы будьте любезны передать эту записочку ему.

И медленно вышел из пивной.

За ним хрипло закрылась дверь.

Москва. Курский вокзал. Бывший комиссар по борьбе с дезертирством Андрей Завулонов, а нынче просто, как его называл Евгений, Андрей Завулонов, вышел из только что подошедшего на всех парах поезда на перрон, и с перрона, с густой, многоцветной толпой, подёргивая острыми плечами, подпрыгивающей походкой скатился по крутой лестнице в тоннель, а оттуда на вокзальную площадь.

Было далеко за обед. С вокзала катилась густая толпа в центр города. На вокзальной площади Андрей Завулонов остановился, улыбнулся уголками губ какому-то человеку, а потом запрыгал синими жилками этому человеку в лицо. Человек переступил с ноги на ногу, переложил облезлый от времени и туго набитый портфель из правой руки в левую, повернулся спиной к Андрею Завулонову и стал как-то странно подёргивать жирным задом. Человек с облезлым и туго набитым портфелем чихал. Андрею Завулонову показалось, что у человека в левой руке не портфель, а второй запасной живот. Андрей Завулонов задёргал острыми плечами и ещё больше запрыгал синими жилками. Синие жилки молодыми червячками запрыгали из-под больших синих глаз и с выпуклого лба… Андрей Завулонов смеялся.

— Хе-хе.

Человек с жирным задом тоже смеялся.

— Хе-хе.

Подошёл трамвай, остановился, вытряхнул из себя содержимое, которое быстро поползло по вокзальной площади. Человек с жирным задом вскинул голову и, оттопырив живот, прошелестел отвислыми влажными губами:

— Тридцать первый, на Арбатскую площадь.

Андрей Завулонов тоже вскинул голову и прошелестел губами:

— Тридцать первый, на Арбатскую площадь.

Человек с жирным задом и с облезлым и туго набитым портфелем в левой руке вошёл в трамвай и сел на лавочку.

Андрей тоже вошёл в трамвай.

Человек с жирным задом открыл портфель, достал из него пакетик, открыл пакетик и двумя пухлыми пальцами достал один леденец, положил его в рот и, убирая пакетик обратно в портфель, повернулся к окну и стал переваливать леденец на нижней, немного оттопыренной губе.

Андрей Завулонов тоже повернулся к окну. У Андрея Завулонова не было портфеля. У него не было и пакетика с леденцами, но всё же Андрей Завулонов зашевелил, зашелестел тонкими бледными губами, похожими на атлас, и даже, подражая незнакомому человеку, нижнюю губу оттопырил немного.

Вошло ещё несколько человек в трамвай. Раздался сигнальный звонок. Трамвай задрожал, рванулся и, слегка покачиваясь из стороны в сторону, загудел пчелиным роем. Пробежали Садовая, Покровка, часть Китайской стены, Лубянская площадь, Охотный. Человек с жирным задом тяжело поднялся и приготовился к выходу. Трамвай остановился, и человек вышел, прошёл мимо трамвая, взглянул, как показалось Андрею Завулонову, ему в лицо; Андрей Завулонов дёрнулся и бросился было к выходу, но трамвай снова загудел, задребезжал. Андрею Завулонову показалось, что этот человек с жирным задом не кто иной, как вахмистр. Недаром он, проходя мимо трамвая, так внимательно посмотрел на него, Андрея Завулонова, и даже подмигнул коричневым глазом:

«Здравствуйте, товарищ комиссар. Не желаете ли вы на Арбатскую площадь, в ресторан „Хоровод“ и там под музыку свиную котлету скушать?..»

Андрей Завулонов приехал на Арбатскую площадь, выкатился из трамвая, пересёк площадь и прямо упёрся в парадную ресторана «Хоровод». Он, Андрей Завулонов, открыл тяжёлую дверь, окрашенную в тёмно-коричневый цвет, и вошёл в подъезд.

К нему навстречу бросился швейцар:

— Вы куда, гражданин?

Андрей Завулонов остановился. На его лице снова запрыгали синие жилки.

Швейцар осмотрел Андрея Завулонова от головы до пят и тоскливо бросил:

— Нельзя. Не подают.

Андрей Завулонов подошёл вплотную к швейцару, костлявыми пальцами вцепился в блестящие пуговицы ливреи и весь задёргался, заколыхался от смеха.

— Проходите, ваша милость, — вырвавшись из пальцев Завулонова, испуганно прохрипел швейцар и отошёл в сторону.

Андрей Завулонов, отражаясь в зеркалах, вошёл в зал ресторана. В ресторане было свободно. Большинство столов не занято. Он сел за свободный столик. На него, отражая свет лысинами, взглянуло несколько жирных физиономий. На него взглянуло из-под широких шляп, украшенных страусовыми перьями, несколько пар женских глаз.

К Андрею Завулонову подошёл официант. Официант тоже осмотрел Андрея Завулонова.

— Дайте мне котлету, — сказал Андрей Завулонов и положил правую ногу на левую.

— Какую прикажете? — спросил насмешливо официант.

Андрей Завулонов заиграл синими жилками.

— Ну, конечно, свиную.

Опять шевельнулись лысины, колебля свет, опять блеснули из-под широких шляп глаза женщин.

— Слушаю, — сказал официант и отошёл.

Шелестел шёлк. Приятно и нежно звенел хрусталь. Пело, скользило по фарфору серебро. Цвели жирные физиономии. Играли глаза. Пахло свежими розами.

Андрею Завулонову подали свиную котлету. Он снял правую ногу с левой, повернулся лицом к столу, взял вилку и ножик, разрезал котлету на мелкие кусочки.