Лев Колесников - Тайна Темир-Тепе (Повесть из жизни авиаторов)

— Будут. Давай закурим.

Руки у них дрожали, спички ломались.

— Сережка, а чего это щека у тебя поцарапана?

— Щека — что, ты погляди, какие дыры в плоскостях! Знаешь, какой мы бой вели?!

— А я… Как стали на посадку заходить, вижу впереди «мессеры». Я как дал очередь, так сразу на весь боекомплект. Они и удрали.

— А попал?

— Нет, где уж… Впрочем, не знаю, может быть, и попал. Ну да, попал. Один так завихлялся…

— Подыхать полетел, — услыхали они насмешливый голос Усача. — А ну, марш в землянку! Оба мокрые, а ветер холодный, еще простудитесь.

В землянке собрались все летчики. Командир полка вел разбор вылета. Против всяких ожиданий Бориса и Сережку не ругали. Наоборот, их поставили в пример. Лишь под конец командир полка мягко посоветовал: надо более четко давать команды по радио и лучше изучить силуэты самолетов, какие могут встретиться в воздухе.

— А то, — закончил командир, — если мы так каждый раз будем шарахаться от своих, то нам и воевать будет некогда.

После разбора Усач объяснил друзьям:

— Я сейчас узнавал на КП про эти «кобры». Там, оказывается, сидели «орлы» вроде вас, — оторвались от своих ведущих и к нам залезли в строй. Одним-то им страшно! Ну, а вы держались молодцами. Если и дальше так летать будете, скоро и к ордену представим.

— Ой, товарищ майор, — откровенно признался Сережка, — какие там ордена, мы же, как слепые котята, ничего не видим. Не знаю, как у Бориса, а у меня и до сих пор коленки дрожат.

— Да что уж там, — печально вздохнул Борис.

— Ну-ну, — майор ласково, как маленького, погладил Бориса по голове. — Вы, чай, думаете, только вам страшно? Важно преодолеть страх и сделать как надо. А нынче вы преодолели…

Дружно сели за домино. Борис наморщил лоб, словно что-то вспоминая:

— Чего-то я забыл? Ах да, по-моему, кто-то под стол не успел слазить?

Усач и Лагутин, кряхтя, на «встречных курсах» пролезли под столом. Потом с унылой добросовестностью объявили себя «козлами».

Убеленный сединами начальник штаба, стоя у двери, с улыбкой наблюдал эту сцену. Он знал все подробности минувшего боя, представлял всю опасность, какой подвергались эти молодые летчики, знал, что с того момента не прошло и часа, а они… Они с явным наслаждением, с детским восторгом на лицах слушают, как майор и старший лейтенант объявляют себя «козлами», и, по всему видно, это событие целиком поглотило их внимание.

Что-то радостное и теплое заполнило сердце старика, и он поспешно вышел, чтобы из-за мужского самолюбия скрыть навернувшиеся на глаза слезы.

После нескольких месяцев напряженной летной работы большая группа курсантов истребительного училища получила увольнение в городской отпуск. В числе увольняемых были Валентин, Санька, Всеволод, Валико и Кузьмич. Во второй половине дня они собрались на перроне железнодорожной станции. Пришел поезд — штук сорок красных вагонов и столько же цистерн. Свободных тормозных площадок сколько угодно. Сели. Через полтора часа поезд вышел на простор широкой долины и взорам молодых людей открылась панорама утопающего в зелени городка. Поезд остановился против разгрузочной платформы. И тотчас с грохотом открылись массивные двери вагонов, от платформ в двери склада легли деревянные сходни, и по ним засновали девушки-грузчицы. Увидав курсантов, они на ходу стали шутить с ними:

— Ребята! Вас тоже на склад привезли?

Курсанты с удовольствием отшучивались. Потом, поснимав гимнастерки, включились в работу.

Разгружали тюки с хлопком. Тюки были объемистые, и девушки, даже самые крепкие, не могли нести больше двух. Курсанты носили по четыре, а Валентин и Кузьмич даже по пять. Девушки продолжали шутить, но теперь в их шутках проскальзывали теплые нотки благодарности за неожиданную помощь. Вместо трех часов проработали меньше часа. Умылись под краном, надели гимнастерки и вместе с девчатами пошли в город. Но курсантов было больше, чем девчат, и трое — Валентин, Всеволод и Санька — отбились в сторону. На пути они прочитали афишу:

«Клуб железнодорожников. Новый художественный фильм «Она защищает Родину». После кино танцы».

Решили пойти. В очередь за билетами встал Санька. Когда он был уже у кассы, до его плеча дотронулась чья-то маленькая рука и девичий голос робко попросил:

— Товарищ военный, не возьмете ли для меня пару билетов…

Санька обернулся и увидел молоденькую девушку с большими серьезными глазами, с темными косами, уложенными на голове венцом. На ней была белая блузка, синяя юбка, на ногах — мягкие ичиги. Поверх блузки — легкая кожаная курточка с «молниями» на кармашках. Видимо, Санька слишком долго задержался взглядом на незнакомке, и она, строго сдвинув темные брови, уже собралась отойти. Санька поспешно выхватил из ее рук деньги и сунул в кассу со словами:

— Еще два.

При этом он так волновался, что забыл сказать, чтобы места были рядом с его местом.

Девушка поблагодарила Саньку и ушла. В зрительном зале Санька не садился на свое место до тех пор, пока не увидел девушку в кожаной куртке. Она села как раз позади Саньки. Было жарко, и девушка сняла куртку. Пышные, вздернутые до локтей, расшитые узором рукава обнажили смуглые маленькие руки… Ой, кто это толкнул его в бок? Ах, это Всеволод…

— Чего тебе? — недовольным шепотом спросил Санька.

— А то! Экран-то не за спиной, а прямо.

Сколько мог, он смотрел на экран, но чаще, забывая обо всем, оглядывался на девушку, оправдывая себя: «Посидишь год, не видя живой девчонки, так поневоле завертишься».

Картина кончилась. Молодежь раздвинула стулья, грянула музыка, и закружились пары. Санька, боясь, чтобы его кто-нибудь не опередил, кинулся к приглянувшейся девушке. Приглашая ее, он до того боялся отказа, что ноги дрожали. Девушка заметила его волнение и улыбнулась. В ее улыбке было сочувствие и поощрение. Положив курточку на стул и кивнув подруге, которую в этот момент приглашал Всеволод, девушка положила свою худенькую руку на плечо Саньке, и они закружились.

Увлеченный вальсом, Санька успокоился и получил способность думать. Его мечты были всегда головокружительно смелы. Он уже рисовал в воображении картины каких-то несчастий, постигших эту красивую девушку, и себя в роли ее спасителя. Глядя на нее, он думал, что вот, наконец, то, о чем он мечтал.

Вальс кончился, начался другой, а Санька за все это время и слова не произнес. Его сковала необычная робость. Девушка заговорила первая:

— Я слыхала от подруг, что авиаторы веселые и разговорчивые, а вы удивительно молчаливы.

— Я? — испуганно переспросил Санька. — Я, да… то есть нет, но… — язык, обычно так хорошо повиновавшийся ему, на этот раз не мог связать и двух слов.