Анатолий Жуков - Необходимо для счастья

— Голова! — сказал мастер Ниточкин.

— Гений! — сказал инженер Бирюков.

— Молодец! — крикнул Шатилов. — С морозцу да стопочку, да другую… И костерок горит-потрескивает, а?.. Молодец!

— Словом, договорились, — подытожил Кулик. — Сегодня уже поздно, отдыхайте, поедем завтра. Одевайтесь потеплее — и в семь утра быть здесь.

— Почему так рано?

— А чтобы никаких подозрений. Если жены спросят — скажете, что поехали на субботник. Сейчас помалкивайте, не выдавайте друг друга, если кто раздумает ехать.

— И вроде невзрачный с виду, маленький, худой, — восторгался вслух Ниточкин, — а вот же придумал для народа… Го-олова!

— Не буду повторяться, — сказал инженер Бирюков. — Идемте. Спасибо, товарищ Кулик.

— Не подведем! — крикнул Шатилов.

И мужское толковище было закрыто.

В шесть утра Кулик проснулся, позвонил в заводской гараж насчет автобусов и стал собираться. Поверх рубашки натянул теплую кофту жены, потом свитер, затем пиджак, а поверх всего этого — длинный полушубок. Ноги обул в высокие, с козырьками валенки.

— Куда это ты вырядился? — спросила жена, подымаясь с постели. — И не завтракал? А где моя кофточка? Не ты ли надел?

— Отвечаю по порядку, — сказал Кулик. — Вырядился на конференцию сторонников мира, завтрак беру с собой, кофта твоя на мне. Дополнительные вопросы будут?

— Обормот, — сказала жена и заплакала. — И ведь в армии отслужил, женился, отцом скоро будешь… Зачем ты женился, если на меня ноль внимания?!

— То есть как ноль! — удивился Кулик. — А это что, не внимание? — И погладил ее по вздутому животу. — Это есть самое настоящее внимание, это — любовь и забота о будущем. Эх ты, бестолочь!

Кулик чмокнул жену в розовую щеку, взял ключи от подвального помещения и побежал за рюкзаками, которые уложил вчера днем.

Мужчины уже собирались к первому подъезду, хлопали рукавицами, закуривали. На улице было морозно, — пожалуй, побольше двадцати градусов: снег скрипел тонко, визгливо, луна была в двойном световом круге, дыхание вылетало изо рта белым паром. Отличная погода!

— Привет рабочему классу! — еще издали крикнул Кулик.

— Доброе утро, Семен!

— Товарищу Кулику — нижайшее!

— Сеня, утешитель наш, будь здоров!

— Помогите-ка мне вытащить рюкзаки. — Кулик зашел за угол дома, открыл дверь в подвал, подтолкнул туда Шатилова, радостно прибежавшего помогать. — В углу они, забирай оба.

— Оба? — Шатилов поднял тяжеленный крайний рюкзак. — Ого! Я что, дурнее паровоза — оба! Пусть еще кто-нибудь… Бирюков! Степан Иваныч! Держи рюкзак!

Приковылял тяжелый, медведеподобный Бирюков, ухватил рюкзак за лямки, тоже сказал «Ого!» и восхитился, услышав в рюкзаке веселое звяканье.

— Ты и рюмочки взял, что ли?

— Неси, неси, там разберемся. — Кулик закрыл свой подвал и пошел за Бирюковым и Шатиловым к рабочему классу.

Мужчины окружили рюкзаки, недоверчиво щупали их, встряхивали, слушали приятное позваниванье.

— «Столичную» взял?

— А на закусь консервы, что ли?

— Увидите, все увидите на месте, — скрытничал Кулик.

Мастер Ниточкин степенно молчал, потому что рядом стоял его шестиклассник Петька: одного Ниточкина жена не отпустила.

Подошли, скрипя скатами, заиндевевшие, пахнущие дымом автобусы, и Кулик дал распоряжение входить по одному, чтобы он мог пересчитать участников культурного отдыха.

— Я в ответе перед заводом и семьями, — объяснил он. — Вдруг потеряем какого кормильца и передовика производства. Не спешите, места хватит всем.

Он насчитал двадцать два человека в первом автобусе, перешел ко второму — туда вошли остальные двадцать человек. Значит, всего сорок два человека вместе с Петькой. Кулик написал пальцем на заиндевелом борту автобуса «43» и сел сам. Очень хорошо. Пришла только половина от вчерашнего собрания, а если считать от всего мужского населения дома, то пьющих около сорока процентов. Многовато, но если подумать — не страшно.

— Трогай, — сказал он шоферу.

Город по причине выходного дня только просыпался, машин почти не было, но, когда они выбрались на загородное шоссе, впереди замаячили красные огоньки идущего транспорта. Обогнали автобус соседнего завода «Химмаш», набитый битком, обошли два открытых грузовика, в кузове которых сидели тепло одетые мужчины с поднятыми воротниками, потом оставили позади «Техпомощь» с народом, а красные огоньки впереди все еще маячили.

— Как наступающая армия, — сказал Бирюков.

— Точно, — сказал Ниточкин, тоже участник прошлой войны и орденоносец.

Они вспомнили Курскую дугу, Ясско-Кишиневскую операцию, Зееловские высоты…

На рассвете приехали в длинное село Сускан, за околицей которого толпилось около десятка автобусов и машин. Здесь и остановились.

— Как видите, не одни мы такие сознательные, — сказал Кулик, выгружая на снег тяжелые рюкзаки. — Теперь давайте по тропе вниз, к Черемшану.

— Да ты нас на рыбалку, что ли, привез? — догадался первым Шатилов. — Ты, Сеня, гляди, за это и схлопотать можешь. — Он потряс большим в меховой рукавице кулаком, величиной с голову Кулика.

— Не грози, твое не пропадет, — сказал Кулик. — Бери мешок и дуй вниз.

— Для рыбалки снасть нужна, — рассудительно сказал Ниточкин. — А нас больше сорока человек. Надо головой подумать, прежде чем обвинять человека. Идем!

В снегу была протоптана широкая тропа через лес до Черемшана. С крутого берега они сразу увидели множество людей на реке — часто сидели, беспорядочно, как грачи, и некоторые уже колдовали над лунками, некоторые сверлили звонкий декабрьский лед. Сомнений больше не было: домуправ их обманул.

— Жулик! — сказал Шатилов, бросая загремевший рюкзак.

— Голова, да дурная, — сказал Ниточкин. — Теперь обратно трясись сорок верст. А женам что скажем?

— Смотрите, смотрите, поймал! — радостно закричал Петька и скатился с обрыва вниз к реке.

В самом деле, ближний к берегу мужчина поймал крупную рыбу, она отчаянно билась у его ног, взрывая искристый снег.

— Лещ, — сказал Кулик. — А вон еще один тащит, идемте посмотрим.

— Н-да… — сказал Бирюков. — Нам теперь только и осталось глядеть. А что у тебя в рюкзаках?

— Снасти, — сказал Кулик. — Полсотни удочек и четыре коловорота. И еще банки с мотылем.

— А жрать что? — спросил Шатилов. — Я не завтракал, на закусь надеялся.

— Обед в другом рюкзаке, — сказал Кулик. — Десять кирпичиков хлеба, пять батонов и консервы. Рыбные, правда.

Мужчины топтались у обрыва, глядели вниз, соображали. Ехать домой сейчас нерасчетливо, день обещал быть солнечным, ведреным, а здесь такая тишина, красота: и снег хрустит и искрится, и деревья на том берегу стоят нарядные, в инее, и опять же ловится рыбка, ловится! Вон еще один вытащил — не леща, правда, но подлещика или густеру.