Анатолий Приставкин - Городок

— А почему же я его не видела? — опять настороженно переспросила Галина Андреевна.

— Ты тогда была на перекрытии. Высоких гостей кормила.

— Да, да,— произнесла негромко Галина Андреевна.— Как же, я там среди начальства и этих, иностранцев, одна крутилась. Они там все гархали не по-нашему. А у меня осетр килограмм на тридцать, я им на костре готовила... Говорят по-немецки, а уминают вполне по-русски. А один из них потом приехал. Приходил в мою столовую: «Галя... унд риба, укусно, гут!»

— Ну вот.— Муж будто не слышал ее.— Григорий Афанасьевич ко мне пришел. Был он на взводе, что с ним крайне редко случалось. Завелся, начал крыть начальство и говорит: «Подал заявление я, Николай Анисимович. Уезжаю в Усолье».— «Думаешь, там лучше?» — я спросил тогда. «Не знаю, говорит. Но поверь, что здесь нехорошо». Это он несколько раз повторил. А в конце добавил: «В общем, смотри сам». Я-то старше его на полтора десятка лет. И опыту у меня поболее, а самоуверенности тогда хоть отбавляй. Я и говорю ему: «Вольному воля, Григорий Афанасьевич, только с места на место прыгать не люблю. Надо сделать здесь так, чтобы хорошо было...» Потом узнал, что в тот день, когда меня арестовали, он и уехал.

— Знал, что арестовали?

— Думаю, что знал. А чем он мне мог помочь?

— Это правда? — спросила Галина Андреевна и посмотрела мужу в лицо.— Он не мог ничем помочь?

— Галюша, чем же он поможет, тут уголовное дело. А у меня еще непорядки по технике безопасности обнаружились. Да в тот вечер, помнишь, я забежал на твой банкет и рюмку выпил... В общем, одно к одному.

Больше они за эти двое суток Шохова не вспоминали. Только на вторую ночь, когда Галина Андреевна, сморенная долгой бессонницей, в мгновение, как это бывает у детей, уснула, муж потихоньку встал и при свете лампочки там же, на кухне, написал Шохову письмо.

«Здравствуйте, Григорий Афанасьевич! — писал он.— С приветом к вам из недалеких мест заключения ваш бывший коллега по работе на Усть-Илиме Н. А. Кучеренко.

Во-первых, сообщаю, что нахожусь я сейчас в ИТК усиленного режима и работаю на строительстве третьей очереди химкомбината. Руковожу бригадой по изготовлению и монтажу арматуры, металлоконструкций и сборного железобетона.

Рассказывать о том, что жизнь здесь несладкая, пожалуй, вряд ли стоит. И так всем известно. Раз уж попал в исправительно-трудовое учреждение, тут уж не думай, что нравится, что не нравится. Что есть, тем и довольствуйся.

Пишу я вам, Григорий Афанасьевич, с большой просьбой: чтобы вы возбудили ходатайство перед администрацией учреждения (начальником колонии, а он, в свою очередь, перед судом) об отправке меня на вольное поселение в Новый город на строительство. В сентябре-октябре месяце ожидается большая отправка из колонии на стройки народного хозяйства, и я прошу тебя, Григорий Афанасьевич, сейчас, до осени, уделить мне хоть немного времени. Я свою ошибку осознал и много над этим передумал. И часто я вспоминаю, как ты меня предупреждал об опасности, а я не слушал. Но теперь-то я ученый. Так что ничего подобного со мной уже произойти не может. Так что если меня по вашей просьбе отпустят отсюда, я буду образцом самого дисциплинированного поведения.

За двадцать пять лет трудового стажа я всегда отличался усердием в работе, а в этой среде мое трудолюбие только может потихонечку зачахнуть.

Так что, Григорий Афанасьевич, если вы возьметесь за это дело, то все будет зависеть от убедительности вашего отношения, которое вы напишете на имя начальника колонии. Да вы и сами, Григорий Афанасьевич, понимаете, что чем подробнее вы меня охарактеризуете, разумеется в положительную сторону, тем лучше. Надо указать, что потерпевшие также ходатайствуют о моем направлении на вольное поселение, так как социальной опасности для общества я не представляю. Желательно их заявления также отправить в одном конверте с вашим. Обе сестры погибших обещали написать сюда подробные заявления, если они напишут и вы напишете, то вполне возможно, что к Октябрьской я буду в Новом городе под надзором местной милиции. А если ничего не выйдет, то долго мне еще сидеть, и не знаю, что может произойти со мной в обществе шнырей и крысятников.

Конечно, я держу здесь себя в руках, но ведь устал за столько лет и, насколько меня хватит, не знаю. Честное слово, что, если бы не Галя моя, не выжил бы и на сегодня, сам бы руки на себя наложил. Уж очень-то здесь насыщено такими людьми, которые не хотят работать и всеми возможностями, ухищрениями стараются погреть пузо на солнышке. А в конце месяца — давай план, отчитывайся перед начальником колонии, если заработок не достиг планового.

Ну ладно, Григорий Афанасьевич, на этом заканчиваю свое письмо. Еще раз прошу: вытащи меня отсюда! Не выйдет с первого раза, напиши вторично, можно и в Президиум Верховного Совета РСФСР и Верховный суд тоже. Не место мне здесь, честное слово. А уж если выйду досрочно, буду работать столько, сколько скажешь и кем угодно, хоть арматурщиком первого разряда.

До свидания.

Большой привет вашей жене и сыночку (Галя немного рассказывала), а также бывшему начальнику КИП Ангарстроя Макару Иванычу; а если кто еще из наших есть, то и им. Спасибо, что Гале моей помогли с домиком, выйду, за все оптом расплачусь. Только вызволи, приложи

Николай Кучеренко.

Да, Григорий Афанасьевич, обязательно укажи, что я болею нервной болезнью сирингомиелией, это очень тяжелая болезнь, и, если не лечить, с ней года через два-три, то есть к моменту окончания срока, я могу стать инвалидом. Ну вот, теперь все. Конец месяца завершен удачно. Бригада план выполнила, а если есть план, то и к бригадиру соответствующее отношение со стороны администрации колонии. У вас тоже месяц кончился. Ты, наверное, тоже развязался со всеми нарядами и материальным отчетом и тоже имеешь относительную свободу времени. Поздравляю задним числом со всеми прошедшими праздниками и желаю самых больших успехов в жизни и работе.

Кучеренко ».

Внезапное заселение участка, открывшееся в майский праздничный день с высоты Вальчика, не было неожиданным для Григория Афанасьевича. Он знал, он предвидел такое заселение потому, что немало поездил по стройкам и всюду в каком-то виде встречал индивидуальные поселки, именуемые по-разному: где самострой, а где нахалстрой, или попросту нахаловка, или оторвановка, или шарашкино, шараповка, Шанхай, чикаго, копай-град, а в Братске так вовсе индия! — что и означало: индивидуальный поселок.

Расчерчивая свою будущую усадьбу, Шохов это предугадывал и расположил дом так, чтобы с трех сторон к нему невозможно было подступиться будущим застройщикам, и только с одной стороны, где воткнул колышек Самохин, могла стать (и она действительно стала!) первая улица Вор-городка. Таким образом, никому ничего не указывая, он наперед, своим собственным строительством, глубоко продуманным, предопределил, как некогда царь Петр в своем граде, закладку и линии будущих застроек и даже улиц.