Лидия Вакуловская - И снятся белые снега…

И потому что Антон как бы уклонялся от разговора, Леонид Владимирович начал его сам. «Так что с тобой случилось?» — спросил он брата. «Со мной? — приподнял брови Антон. — Да вроде бы ничего», — «А мне Нина писала: у тебя неприятности были, тебя с прежнего места уволили». — «Ну, этого Нина писать не могла. Никто меня не увольнял. Сам ушел. Доказал нескольким авантюристам от науки, что они деляги, меня поняли, но и их не тронули. А раз не тронули, ушел я». — «Значит, у тебя все и порядке?» — «Вполне». — «А как квартира, сносная?» — «Вполне». — «Жена у тебя, кажется…» — «Химик», — подсказал Антон. «Да-да, я помню, Нина писала. И трое детей?» — «Двое, сын и дочь». — «Значит, все в порядке?» — «Вполне, — сухо ответил Антон и спросил: — А у тебя что случилось?» — «Плохо, Антоша, совсем плохо, — вздохнул он и, потянувшись к графинчику, предложил: — Давай Антоша, выпьем».

Пили они мало и мало ели, и ушли из ресторана задолго до закрытия. Так уж получилось, что ни выпить, ни излить душу, как хотелось, Леонид Владимирович не смог. Водка оказалась теплой и не пошла, а ресторанная обстановка совсем не годилась для откровенного разговора: джаз играл так, что закладывало уши. Не вдаваясь в подробности, он сказал лишь Антону, что над ним нависла беда: видимо, его снимут с должности, придется уезжать и устраиваться самому, но куда податься — он не знает. Он ждал сочувствия, расспросов, но Антон принял его слова равнодушно. «Ну, это не смертельно, — усмехнулся Антон. — Без работы не останешься. Зря ты кидаешься в панику». Его обидело безучастие Антона, и он пожалел, что встретился с ним.

Поскольку разговор никак не клеился, а в ресторане было душно и оглушал джаз, Леонид Владимирович попросил официантку рассчитать их. Та отошла к свободному столику подбить итог, а Антон полез в карман за бумажником. «Оставь, я заплачу сам», — сказал ему Леонид Владимирович. Как ни проницательна была его жена, однако ему всегда удавалось утаить от нее немного денег на личные нужды и надежно упрятать. Тогда у него в правой туфле, под стелькой, лежали двадцать пять рублей одной бумажкой. Он наклонился под стол и замешкался, так как нога отекла и туфля плохо снималась. Словом, он опоздал со своими деньгами. Антон успел рассчитаться и первым пошел к выходу. И все же он не мог смириться с тем, что Антон уплатил за двоих. «Подожди меня на улице», — сказал он Антону и вернулся в ресторан разменять двадцать пять рублей.

Уже темнело, накрапывал дождь, когда он вышел из вокзала. Антон ждал его у входных дверей. «Возьми, — подал он Антону десять рублей. — Это моя доля. Не хочу, чтоб ты за меня платил». — «Слушай, ты понимаешь, в какое болото тебя втянули? — взорвался вдруг Антон. — Эта общипанная красотка сидит у тебя на шее, а ты… тьфу! — сплюнул он, брезгливо глянув на его туфли. И снова сказал: — Леня, как ты живешь, на кого ты променял Ольгу? У тебя такой сын вырос!..» — «Ну, знаешь!.. — он тоже вспылил. — Если ты считаешь мою жену дрянью — ты мне не брат!» — «Что ж, будь здоров», — сказал Антон и пошагал через вокзальную площадь к трамвайной остановке. С тех пор они больше не виделись. На службе, вопреки страхам Леонида Владимировича, все обошлось благополучно. Вскоре его перевели в Одессу, потом он уехал за границу.

Да-а-а…

«Я подлец, подлец! — твердил теперь сам себе Леонид Владимирович. — Кой черт дернул меня совать ему десятку?..»

И сам же в душе понимал, почему так сделал. Когда супруги долго живут вместе, у них появляются одинаковые привычки и наклонности, точно они задаются целью оправдать старую поговорку о том, что муж и жена — одна сатана. Вот и тогда с Антоном он поступил точно так, как Лиза поступила однажды с Елисеевым, после чего капитан-директор одной из плавбаз Елисеев перестал здороваться с ним, хотя Леонид Владимирович был его непосредственным начальством. А началось ведь все вполне пристойно. Как-то, прохаживаясь под вечер с Лизой в городском парке, они встретили супругов Елисеевых и те пригласили их в летний ресторан. Лиза отчего-то была в тот час не в духе и посему ничего не ела, не пила в ресторане. Они же втроем — он и Елисеев с женой — выпивали и закусывали, заказывая то одно, то другое. Супруги Елисеевы были остроумны, много шутили, и Леонид Владимирович был весьма доволен их обществом. Счет им подали на двадцать два рубля, и когда Елисеев стал доставать бумажник, Лиза быстро открыла сумочку и, положив на столик семь рублей, сказала: «Это за Леонида Владимировича». — «Что вы, что вы!..» — тотчас же вернула ей деньги жена Елисеева. На другой день Лиза выслала эти деньги Елисееву по почте, сказав Леониду Владимировичу, что если этого не сделать, Елисеевы в другой раз специально затащат их в ресторан и тогда уж им придется платить за всех…

Да-а-а…

«Почему я сразу не нашел Антона, не помог ему? Ему было трудно, иначе не ходил бы в таком костюме… А ведь я мог, мог…» — продолжал рассуждать он.

И в то же время он опять-таки понимал, что ничем бы не помог Антону, потому что Лиза не переносила его родственников, которых, кстати, никогда не видела, кроме одного Антона, да и то смутно помнила его по давнему приезду. Она не могла простить Леониду Владимировичу, что у него была Оля и есть сын, есть родители, с которыми и вблизи которых жила Оля с сыном, и ненавидела их всех. Правда, так было не всегда, а складывалось постепенно, год за годом, укреплялось по мере того, как услужливая девчонка Лиза, стиравшая когда-то распухшими от соляного раствора руками его рубашки, и ее тихая, как мышка, мать окончательно убедились, что он пойман в сети и никуда от них не денется.

Но теперь с этим покончено. Завтра же он придет к Антону, и тот, несомненно, обрадуется, что он наконец оставил Лизу. Потом он поедет к своим старикам. Потом обязательно поедет к Оле, и, возможно, они с Олей навестят сына в Новосибирске. Он знал, что Оля так и не вышла замуж, и в душе у него теплилась надежда, что еще можно все вернуть…

Над морем начинало светать. Волны притихли, гул их умерился, а с запада стал быстро наплывать туман, заволакивая воду и небо. Белесый густой туман догнал «пассажир», вполз на палубу, растекся по ней, и вскоре все судно, вместо с морем и небом, погрузилось в плотный туман, точно повисло в клубящихся облаках.

Леонид Владимирович поднялся: стало очень сыро.

И пошел к себе в каюту, по-прежнему держа руку на сердце и ощущая ладонью его спокойные толчки.

Его разбудила жена.

— Поднимись и оденься, сейчас придут таможенники, — говорила она, толкая его в плечо.

Просыпаясь и поворачиваясь на спину, Леонид Владимирович прежде всего подумал, что опять он спал на левом боку, чего совсем нельзя делать при болезни сердца. Потом лишь до него дошел смысл сказанного женой. Но он не ответил ей и снова закрыл глаза.