Виктор Лесков - Серебряные стрелы

— Все живы? — Чуть поодаль стоял насмерть перепуганный шофер. Струйка крови выбивалась у него над бровью, он пытался ладонью смахнуть ее, но только размазывал кровь.

— Как видите… — пожал плечами Андрей.

— Ой, хорошо… — И шофер отступил в темноту.

С откоса уже спускались водители других машин.

— Андрей, тебе самолета мало, — сквозь смех сказала Нина. Вон, оказывается, какая мысль их забавляла!

— Хватит вам радоваться! Дома ждут не дождутся! — рассердился Хрусталев.

Упоминание о доме подействовало отрезвляюще. Девушки начали подниматься, и вдруг Тамара, охнув, снова опустилась на траву.

— Что такое? — Андрей встревоженно склонился над ней. Он-то было поверил уже, что все отделались только испугом.

— Не могу ступить…

— Вот черт! — ругнулся он. — А ну давай-ка! — И бесцеремонно взял ее на руки.

— Где болит? — спросил он, вынося Тамару к свету ближайшей машины.

— Что случилось? — интересовались подходившие один за другим водители, но сейчас Андрею было не до них.

Тамара жаловалась на правую ступню.

— Пошевели пальцами!

Она безропотно выполнила его требование.

— Прекрасно! Теперь ступней вправо-влево. Побаливает? Ничего. А носочек можешь вытянуть? Можешь! Все нормально, — заключил Андрей с уверенностью доктора. — Ничего страшного нет!

— Страшного ничего нет, — бодро согласилась Тамара. — Вы не могли бы опустить меня на землю?

— Не могу. Где ваши туфли? Нина, ты как?

Сестра развела руками, словно чувствовала за собой вину.

— Иди забери там наши «детали».

Тамара усмехнулась. Андрей сначала почувствовал это. Она смотрела на него теперь без страха, с какой-то спокойной доверчивостью.

— Если бы вы не сказали, чтоб он тормозил, я убеждена, мы бы все здесь остались, — вздохнув, сказала она.

Неожиданно, будто из-под земли, появился на тяжелом мотоцикле орудовец, лихо крутанув перед ними коляску.

Чего-чего, а ожидать от экипажа Игнатьева такой опасной предпосылки к летному происшествию полковник Егоров никак не мог. Начальник политотдела искренне недоумевал: случись беда с молодым экипажем, куда б еще ни шло, а здесь командир по опыту летной работы — с бородой до пояса. И на тебе — выкинул номер!

Предпосылки, конечно, бывают, но все дело в том — по какой причине.

А здесь чистая вина личного состава. «Повесят предпосылочку на часть, и никуда не денешься. А это уже ох какой большой минус в работе всего коллектива!» — с досадой думал начальник политотдела, поджидая заместителя командира эскадрильи в своем кабинете. Стоял у окна и, заложив руки за спину, задумчиво смотрел в сквер. Заходящее солнце золотило молодую листву, в открытую форточку врывалось благоухание цветущей сирени.

Шла пятидесятая весна Егорова.

Луч солнца упал на его широкое с бронзовым оттенком лицо — будто скользнул отблеск пожарищ войны, когда ему приходилось штурмовать порт Расин. Пожизненной, казалась, осталась в приземистой фигуре полковника строевая выправка, он хотя и полнел, но становился только кряжистее.

Если говорить откровенно, то Владимир Михеевич не хотел бы разочаровываться в Игнатьеве. Но тем не менее вспомнился ему давний разговор, уже полузабытый…

— Я не имею никаких претензий к Игнатьеву. Отличный он офицер, дисциплинированный, честный. И служба складывается у него как надо — ничего не могу сказать, и летать он будет хорошо, — сказал командир полка, когда Егоров предложил Игнатьева на должность командира корабля. — Будет он толковым командиром… Но, знаешь, Михеич, вот отличным летчиком Игнатьев, по-моему, не станет. В чем-то самую малость он в воздухе недотягивает. Как бы тебе объяснить, чтобы мне и самому понятно стало?.. Когда все спокойно, и у него ладится работа. Но только прижмет, и его уже не хватает… Ну вот ты, скажем, можешь подбрасывать и ловить сразу три камешка? Нет. Ясно, ты не жонглер. Сноровки, а может, еще чего-то не хватит. Вот и у него не хватает до отличного летчика этого «чего-то». А парень он хороший, чего там говорить…

Владимир Михеевич летал раньше штурманом, и все тонкости искусства пилотирования ему, естественно, не были известны. Но он резонно полагал, что подбрасывать камешки — это всего лишь дело тренировки.

— Думаю, с опытом придет к нему и мастерство, — сказал он.

— Возможно, — согласился тогда и командир части…

Не один раз вспоминал полковник Егоров тот разговор. Напрасно они опасались. Вырос Игнатьев до первоклассного летчика, все шло у него прекрасно. И вдруг такой сюрприз — за полосу выкатился…

Майор Игнатьев постучал в дверь. Без излишнего смущения, правда, не то чтоб совсем независимо, а так, по-деловому, с достоинством, доложил о своем прибытии.

— Здравствуй, Александр Иванович, — шагнул ему навстречу Егоров, пожал руку. — Садись! Как дома?

— Спасибо. Дома-то обходится без особых случаев. — Игнатьев сел, снял фуражку, положил на соседний стул. Короткая стрижка, зачесанные назад волосы, белоснежный подворотничок на кителе — и это не специально по случаю аудиенции, а, надо полагать, повседневная аккуратность. Егоров вызвал его неожиданно. Хотя, впрочем, и нетрудно было предвидеть, что после предпосылки вытащат его не на один ковер.

— Жена еще работает?

— Нет, уехала к матери, там пока поживет.

Егоров хорошо знал жену Игнатьева — женился тот недавно. Начальник политотдела еще свою машину им давал, когда они ездили в загс. И лично пожелал обоим крепить «счастливую офицерскую семью».

А задавал Егоров эти вопросы не из праздного любопытства. Все ему надо знать. Может, летчик не отдохнул перед вылетом как следует, может, с ребенком ночь напролет промаялся. Какой тогда с него спрос?

— Предварительная подготовка прошла в полном объеме? — Владимир Михеевич, по обыкновению, не опешил, во всем хотел разобраться обстоятельно.

— Полностью, товарищ полковник. Проконтролировал сам командир эскадрильи… Да что там искать косвенные причины? Никто в этой предпосылке не виноват, кроме меня. Виноват только я один. — Игнатьев открыто смотрел на начальника политотдела. Так сказать, нашел в себе мужество честно признать свою вину.

Именно таким и представлял его всегда Владимир Михеевич.

С первого знакомства Игнатьев обратил на себя внимание. Полковник Егоров только вступал тогда в должность, знакомился с людьми. Вот и пришел на политзанятия к Игнатьеву. Ясное дело, качество политической учебы начинается с руководителя группы. А каков руководитель — для этого не надо ломать голову, достаточно зайти в аудиторию, посмотреть, что за порядок там, послушать с полчаса.

Худощавый, подвижной капитан с ровным гулким голосом заметно выделялся среди «групповодов». Все у него было в идеальном порядке: карта на месте, наглядные пособия по стенам висят, летчики сидят за столом строго по два человека. Сам руководитель одет с иголочки. Послушал Владимир Михеевич его неторопливую речь — не по конспекту, а толково капитан говорил — и сам для себя отметил: «Это же готовый политработник. Таких людей надо всячески поддерживать». В перерыве подозвал Игнатьева, поинтересовался его возрастом и должностью, тогда же решив, что пора этому парню командиром становиться…