Виталий Закруткин - Плавучая станица

— Известное дело, партейный.

— Оно и лучше, ежели партейный, — ухмыльнулся паромщик, — партия, она взятошников не уважает и враз их вышибает из своих рядов.

— Каких взятошников? — поднял брови Пимен.

— А таких, — хихикнул паромщик, — обыкновенных, которые взятки с людей требуют.

— При чем же тут Зубов?

— Вот, Пиша, и надо так сделать, чтоб был при чем, — погладил бороду Авдей Гаврилович. — Раз человечек тебе помехой стал, значится, его надо с копытков сбить, заявление на него написать нужно. И все это надо соорудить крепенько, честь по чести, чтоб никакой прицепки не было.

Пимен захохотал и, скривив рот, уставился на брата.

— Чертище ты, Авдюша, — прогудел он. — Какой же дурак мне поверит, ежели я всякую муру на Зубова напишу? Или же ты думаешь, что все это шуточки, дескать, раз, два — в дамках?

Улыбка исчезла с благообразного лица паромщика. Он сказал строго:

— Брось мудрить, Пишка! Ты слухай, чего я тебе говорю. Твой Зубов у всех нас в печенках сидит, и пора пришла ослобонять от него станицу. И ты не строй с себя христосика. От тебя дела ожидают, а ты дурочку валяешь… Я ж знаю, что вы с досмотрщиком рыбу инспектору носили, и он взял у вас эту рыбу. Вот тебе и есть первая зацепка. Возьми ее на карандашик, с людьми своими потолкуй и сообщай куда положено.

Посапывая, шмыгая носом, Авдей Гаврилович слезливо запричитал:

— Покель не было этого паразита, река нас всех кормила и жить нам давала. Каждый, кто не ленился, с рыбой был и денежки имел. А теперича на реку и носа не покажешь, враз зацапают. Слыхал ведь, чего он с Егором сделал?

Братья проговорили до полуночи и сошлись на том, что Зубова надо удалить из станицы любым способом. Пимен пообещал Авдею Гавриловичу заняться инспектором в ближайшие дни и дал твердое слово «подобрать материальчик» и написать заявление в Рыбвод.

Случай с досмотрщиком Прохоровым помог Пимену Талалаеву осуществить свое намерение. Случай этот произошел на Донце, возле затопленной машины, в том самом месте, где Зубов наметил для своего досмотрщика удобный наблюдательный пост.

Собираясь на ночное дежурство, Прохоров вдруг почувствовал недомогание: у него ломило в пояснице, болели руки и ноги, кружилась голова. Вначале у Ивана Никаноровича мелькнула мысль: «Не пойду на дежурство, останусь дома», — но он отогнал от себя эту мысль и только сказал дочери:

— Чего-то мне неможется, Грунюшка…

— А что? — спросила Груня.

— Корежит меня всего.

— Так, может, остались бы дома?

— Нет, я уж пойду, — махнул рукой Прохоров, — пост далеко от станицы, рыбы там сейчас туча, какие-нибудь волчки сыпанут невод — горя потом не оберешься…

Он с кряхтеньем натянул сапоги, надел шинель и шапку, сунул в карман кусок хлеба, вяленую чехонь, взял карабин и побрел на пост. Пока он шел лесом, совсем стемнело, от реки потянуло прохладным ветром, и Прохорова стало знобить. Он поднял воротник, застегнулся и зашагал быстрее.

Придя на крутой донецкий берег, Иван Никанорович походил немного, потоптался на месте, осмотрел речной залив и мелководье на излучине. Было тихо. Едва слышно шумела темная река, время от времени всплескивала играющая рыба. Со стороны невидимой за лесом плотины доносился глуховатый гул воды.

«Никто сюда не сунется», — подумал Иван Никанорович.

Заметив неподалеку копну сена, он добрел до этой копны, уселся поудобнее и решил: «Посижу немного, согреюсь, а потом обратно пройдусь по берегу». Но его незаметно стал одолевать сон, и он, подмостив под бок сухого, пахнущего полынью сена, лег, задремал, а потом уснул.

Иван Никанорович не услышал, как со стороны Рыбачьего острова подошел легкий рыбацкий каюк и двое в темных плащах стали ловить рыбу накидной сеткой. Им никто не мешал, и они бороздили реку от берега до берега, с каждой накидной вытаскивая по два-три пуда рыбы.

В это самое время дежурные общественного надзора Пимен Талалаев и дед Малявочка совершали обход вдоль Верхней Заманухи. Они шли молча, покуривая цигарки, и, когда дошли до песчаного закоска у Донца, Пимену почудилось, что где-то неподалеку поскрипывают весла.

— Погоди-ка, дед, — сказал Пимен, — вроде кто-то на Донце кидает…

— Да не! — отмахнулся Малявочка — Это, должно быть, ветерок ветками балуется или же…

Пимен сердито перебил его:

— Какой там ветерок! Бабайки стучат!

Он остановился, снял шапку и прислушался.

— На Донце ить Ванька Прохоров дежурит, — попробовал возразить Малявочка, — я сам видел, как он шел на дежурство.

— Ну и что? — огрызнулся Пимен. — Может, он сам и ловит, твой Ванька?

— Как так — сам ловит?

— Очень просто!

Пимен подумал, почесал затылок и решительно махнул рукой:

— Пошли, дед. Тут в зарослях братнина каечка на приколе стоит. Ключ у меня в кармане, кайка легкая, на ходу, мы их враз накроем.

Они спустились к воде. Пимен отомкнул замок на якорной цепи, принес откуда-то из-за кустов пару весел, усадил Малявочку за руль, оттолкнулся от берега и вскочил в лодку:

— Поехали!

Миновав песчаную косу, они выехали на разлив и через двадцать минут зацепили железным багром хуторской каюк, который схоронился у яра, в гущине тополевых деревьев. В каюке оказалось полно рыбы. Сбоку, на берегу, сидели двое в плащах, мужчина и женщина.

— А ну-ка, вылезай наверх! — рявкнул Пимен. — Чьи вы там такие хитрые?

Чиркнув спичкой, Пимен узнал повара с землечерпалки, которая на протяжении трех последних дней работала возле Чебачьего острова. Повар приходил в станицу за молоком, и Талалаев сразу вспомнил его толстое, одутловатое лицо.

— Так, — важно протянул Талалаев, — ну чего ж, сейчас мы составим на вас акт…

Присвечивая зажженным факелом, Пимен быстро написал акт, заставил подписаться повара, его жену и Малявочку, подписался сам и кивнул снисходительно:

— Дуйте на свою землечерпалку, начальство разберется, чего с вами делать, а за лодкой явитесь в рыбцех до товарища Головнева.

Потом Пимен взял чужой каюк на буксир, подвел его к берегу и, проводив взглядом удаляющегося повара, сказал Малявочке:

— Пойдем нашего стража поищем. Он, должно быть, дрыхнет где-нибудь в кустах…

Он побродил по берегу, дошел до копны, увидел спящего досмотрщика и махнул рукой деду Малявочке:

— Иди полюбуйся! Вон он, твой Ванька! Храпит, аж посвистывает!

Дед наклонился, чтобы разбудить Прохорова, но Талалаев остановил его:

— Нехай спит: сморился человек.

Оставив Ивана Никаноровича у копны, Пимен увел Малявочку, усадил его в лодку и сказал:

— Поехали. Доведем кайку до причала и сдадим рыбу Головневу.

— Может, надо инспектору про этот случай рассказать? — спросил Малявочка.

— Давай расскажем инспектору, — ехидно ухмыльнулся Пимен, — а он завтра же из Ваньки Прохорова отбивную котлету сделает.