Виталий Закруткин - Плавучая станица

— Все-таки постригся?

— Я с мамкой в районе был, — объяснил Витька, — там и зашел в парикмахерскую.

— Молодец, — кивнул Щетинин, — иначе тебя в президиум не выбрали бы.

Когда Витька оказался в президиуме, сидевшая в зале Марфа забыла обо всем: взволнованная, возбужденная, она нервно теребила косынку и глаз не сводила с сына. А он чинно восседал рядом с профессором Щетининым и старательно копировал позы старика: то поглаживал ладонью колено, то, заложив руку в разрез белой сорочки, застывал в раздумье и спокойно смотрел в освещенный зал.

Витька плохо слушал то, что говорил стоявший у кафедры Бардин. Он понял только то, что сам министр наградил его, Виктора Петровича Сазонова (так было сказано в приказе), золотыми часами за усовершенствование контрольной ловушки; понять остальное у Витьки уже не хватало терпения, ему хотелось, чтобы начальник Рыбвода скорее открыл обтянутую желтой кожей коробочку и всем показал часы.

Рыбаки же, как видно, не разделяли Витькиного нетерпения. Они внимательно слушали Бардина, посматривали, усмехаясь, на Витьку и вполголоса переговаривались между собой:

— Раз заслужил, значит, и подарок получай!

— А чего ж, за это стоит!

— Молодчага парень, его ловушка настоящий учет обеспечить может и пользу принесет…

Дед Малявочка, гордясь внуком, подталкивал локтем сидевшую рядом Марфу и гудел ей в ухо:

— Энто у него от покойного Петра вся прыть оказалась. Тот тоже одно знал — строгал да пилил. То конька или же казака с пикой на крышу приспособит, то скворешню соорудит на пять этажей, то ишо чего-либо придумает…

За спиной Марфы сидели ее соседки, рыбачки из сетчиковой бригады. Они сердито шикали на Малявочку, но через минуту сами шептали Марфе:

— Вот, Марфуша, тебе пощастило, такого сына вырастила!

— Орел, а не парень!

— Такому не жалко чего хочешь справить!

У Марфы подступило к горлу что-то горячее, а глаза затуманились. Она смотрела на сидевшего в президиуме сына, размазывала кончиком косынки слезы и отмахивалась от рыбачек:

— Будет, бабы! У каждой из вас есть дети, и все они такие непосидючие. Они ведь теперь за весь свет болеют, не то что мы…

Подарок министра стал праздником для всей станицы. В этот вечер выступили многие рыбаки, они говорили о новых делах артели, призывали молодежь следовать примеру «товарища Сазонова» и скуповато, но зато от души хвалили смущенно улыбавшегося Витьку.

Когда Бардин громко прочитал приказ министра и надел Витьке на руку золотые часы с белым как снег циферблатом и сверкающей, бегающей по кругу секундной стрелкой, профессор Щетинин сказал усмехаясь:

— Надо бы, Виктор Петрович, выступить с ответным словом!

Витька оглянулся, шагнул к кафедре, приложил часы к уху, зарделся и сказал, подняв руку:

— Это самое… девять минут двенадцатого! Пора кончать собрание, а то завтра чуть свет на тоню надо идти!

Наступили жаркие летние дни. Уже отошла пора сенокоса, и по всему займищу высились аккуратно выметанные копны сена. Яростное степное солнце припаливало невыкошенные, оставленные под выпас луговые травы, и они, тронутые желтизной, стали ломкими и жесткими, как проволока. Только в низинах, вокруг озер и на опушках равнинных перелесков, там, где густые кроны деревьев отбрасывали тень на горячую землю, еще зеленело сочное разнотравье. На этих зеленых островках паслись станичные стада. Старые пастухи-колхозники, с загорелыми, темными лицами, часами стояли, опершись на посохи и всматриваясь в изжелта-бурую, выжженную солнцем степь.

На покатых вершинах степных холмов, на стародавних татарских курганах, на каменных левобережных крутоярах Северского Донца работали появившиеся в долине новые люди: землемеры устанавливали вешки, гидротехники производили подсчеты разных уровней речной поймы, геологи щупали бурами земные недра, проектировщики набрасывали в планшетах различные схемы, эскизы, планы. Оставляя за собой серые клубящиеся хвосты дорожной пыли, по всей степи носились грузовые и легковые машины; куда-то вверх по синей реке плыли нагруженные строительным лесом самоходные баржи. За ними на буксирах тянулись плашкоуты, паузки, длинные баркасы, в которых молчаливые, дымящие махоркой шкиперы везли кирпич, бочки с цементом, листовое железо, известь, стекло.

Пастухи смотрели на все это, покачивали головами и бормотали задумчиво:

— До всего у нас человек дошел, по-своему начал землю перекраивать…

— Как цветок, ее доглядают, землю нашу, чтоб красивше была и пользу людям приносила…

В один из жарких дней к голубовскому причалу подошла самоходная баржа. На барже, у застекленной рубки рулевого, стоял Кузьма Федорович Мосолов. На нем был праздничный костюм со всеми орденами, и вид у председателя тоже был торжественный, словно Мосолов готовился произнести важную речь.

Голубовцы знали, что председатель ездил в город и пробыл там недели две, но что он делал в городе и почему задержался, почти никто не знал. Между тем как раз в те дни, когда Кузьму Федоровича вызвали в город с отчетом, ему сообщили, что управление моторно-рыболовных станций получило приказ о механизации голубовских тоней и направляет в станицу много машин, два трактора и катер с холодильной установкой.

— Пора вам ставить свое хозяйство на более высокую техническую основу, — сказал Кузьме Федоровичу инженер управления. — Сейчас мы дадим вам новые лебедки, электродвижки, тракторы, пришлем специалистов по монтажу. А вы должны выжать из этих машин все, что можно, и увеличить добычу рыбы.

— Я думаю, что артель свою задачу выполнит, — с достоинством ответил Кузьма Федорович.

Он сам побывал на базе управления, сам отбирал с техниками машины, сам следил за погрузкой на городской пристани.

Уже перед отправкой грузов Кузьме Федоровичу позвонил по телефону начальник Рыбвода Бардин и попросил погрузить вместе с машинами один разборный домик.

— Какой домик? — удивился Мосолов.

— Мы получили недавно пять комплектов разборных домиков для рыболовного надзора, — объяснил Бардин. — Один из них я решил направить в Голубовскую для вашего инспектора. Он ведь до сих пор живет на частной квартире?

— Так точно, на квартире, у нашей колхозницы Марфы Сазоновой.

— Ну вот. Один из домиков мы выделили для голубовского инспектора. Очень прошу вас погрузить весь комплект на баржу. Сейчас мы перебросим его в порт.

— Хорошо, товарищ Бардин, домик будет доставлен в целости, — пообещал Мосолов.

Когда самоходная баржа подошла к голубовскому. причалу, Кузьма Федорович вышел на палубу с таким видом, точно он сам добыл и привез все, что проворные матросы в брезентовых рукавицах, гремя кранами, стали выгружать из трюма.