Александр Жуков - Высоко в небе лебеди

«Жаль, что нет приемника, послушал бы, что сейчас творится в эфире». — Евгений убрал телескоп с балкона, включил свет и прилег на диван перед телевизором — показывали изображение облака космической пыли с борта орбитальной станции; оно походило на медленно клубящийся сизый дым, плавающий подобно медузе в маслянистой черноте космоса; по экрану побежали сверкающие цепочки. Евгений выглянул в окно, — у горизонта полыхали зигзагообразные молнии; приближалась гроза; он выключил телевизор; через минуту загрохотал гром, в окно с шумом ударили потоки дождя; что-то со скрежетом стукнулось о стену; Евгений подумал, что это, наверное, сорвало лист железа с крыши соседнего дома, и посмотрел в окно — очередной порыв ветра вырвал коренастый тополь и с треском бросил его на троллейбусные провода — улицу озарила яркая вспышка короткого замыкания; из ее центра вылетели две голубоватые шаровые молнии; они плавно поднялись вверх и поплыла к окну Евгения.

«Что делать?..» — он лихорадочно щелкнул выключателем.

Одну из молний качнуло порывом ветра, и она взорвалась, рассыпавшись на тысячи голубых искр, а вторая, шипя и вращаясь, летела против ветра прямо к окну; Евгений вспомнил про форточку — она была закрыта; молния пролетела в метре от окна, осветив комнату ярким, мертвенным светом, и уплыла вправо от балкона.

Евгений, затаив дыхание, ждал взрыва, поскольку метрах в трех от окна качалась ржавая водосточная труба, но взрыва не последовало; видимо, очередным порывом ураганного ветра молнию все же отнесло от дома.

«Ну и ну!» — Евгений задернул плотные коричневые шторы; теперь в комнату проникали только трескучие раскаты грома и шум ливня, который, казалось, отделял, отгораживал от мира; чтобы как-то заглушить, развеять щемящее чувство одиночества, Евгений потянулся к выключателю, но свет не зажегся; тогда он включил репродуктор — комнату наполнил бархатный, словно из другого мира, голос диктора; он предупреждал о том, что в связи с многочисленными повреждениями коммуникаций, электро- и газоснабжение города временно прекращены. «Разумно, — подумал Евгений, вспомнив, как, замкнувшись, вспыхнули провода троллейбусной сети, — надо позвонить моим…»

Он взял телефонную трубку, но телефон молчал.

«Прямо — необитаемый остров!» — Евгений вспомнил, что в ящике кухонного стола валяется огрызок свечи, которым он натирал зимой лыжи; вспышка спички совпала с оглушительным раскатом грома — Евгений вздрогнул, и тут же рассмеялся мимолетному страху; от ливня он защищен надежной крышей и бетонными стенами, а все эти пророчества о конце света — мифы, не более; после темноты желтый огонек свечи показался необыкновенно ярким, праздничным; Евгений укрепил свечу в подстаканнике и достал с полки томик Козьмы Пруткова, чтобы как-то развеяться, но глаза быстро устали; он откинулся на подушку и заснул.

Когда Евгений проснулся, в комнате было тихо и темно; он на ощупь подошел к окну и отдернул штору — на улице ни огонька; темнота была настолько глубокой, густой, похожей на вязкий деготь, что напоминала ту, безмолвную, космическую, которую он наблюдал в самодельный телескоп.

«Сколько сейчас времени?» — Евгений чиркнул спичкой — стрелки часов сошлись на цифре «12».

«То ли ночь, то ли день? Впрочем, так ли это важно», — он до отказа выкрутил ручку громкости динамика — в нем еле слышно зазвучала музыка; видимо, радиосеть тоже была повреждена ураганом.

«Что же делать? Да, ситуация…» — с какой-то мальчишеской досадой вздохнул Евгений: происходившее не пугало, не удивляло, оно воспринималось как техническая неполадка в трансляции хоккейного матча: на экране телевизора мельтешат разноцветные полосы, и болельщики негодуют, возмущаются, зная, что через минуту-другую появятся звук и изображение, что в запасе у техников всегда есть несколько резервных каналов космической и кабельной связи.

Евгений вспомнил, что в столе сына валяется карманный фонарик; он чиркнул спичкой, открыл стол — рядом с фонариком лежала продолговатая пачка, на ней было написано «сухое горючее».

«Это уже кое-что!» — Евгений прошел на кухню, положил белую таблетку горючего на рассекатель газовой плиты, вскипятил чай, и долго вдыхал его тонкий, терпкий аромат, поражаясь тому, что не замечал его раньше, а теперь чувствовал малейшие оттенки, и против обыкновения не положил сахар, опасаясь, как бы он не ослабил аромат; холодильник не работал, но еще хранил остатки мороза; Евгений обильно поел и прилег на диван.

«Чем бы заняться?.. Буду слушать радио», — он удлинил провод, прислонил репродуктор к валику дивана и ухом прижался к динамику; диктор предупредил, чтобы жители не открывали квартиры незнакомым людям, так как за последние пять часов участились случаи ограблений; потом он зачитал обращение главного эпидемиолога города, который напомнил, что система канализации и водопровод пока работают безотказно, и призвал жителей не загрязнять санузлы, поскольку это может привести к выбросу нечистот и вспышке эпидемии.

«Ну и ну! — Евгений нервно засмеялся. — Сколько всего настроено, а выходит, что человек все так же беззащитен, как и тысячи лет назад. А собственно, от чего защищаться? Если он — часть природы, то должен разделить ее участь. А если он — над природой, так рано или поздно разделит участь ее врага. Да, ситуация…» — Евгений снова прижался ухом к динамику: «…по сообщениям космонавтов, — бодро говорил диктор, — облако космической пыли несколько замедлило свое движение. Мы попросили прокомментировать это явление академика Беспалова. Он сказал, что подобное наблюдалось в четырнадцатом веке. По свидетельствам очевидцев, которые донесли до нас летописи, ночь продолжалась около недели; из окрестных лесов звери пришли в селения, но людей не трогали.

Замедление скорости движения облака объясняется влиянием магнитного поля Луны. Через восемь — десять часов оно значительно уменьшится, и облако продолжит свое путешествие по Вселенной».

«Кто-то из великих сказал, что нормальному человеку и с собакой не скучно, — с веселой бесшабашностью подумал Евгений, — а тут даже кошки нет. Итак, будем рассуждать о жизни… Мне уже тридцать пять лет. Горожанин и сын горожанина. Пять лет проработал экономистом. Никаких новшеств не ввел. Надоело быть мальчишкой на побегушках, да и женский оклад: сто сорок. Освободилось место инженера по технике безопасности. Жена сказала: «Иди, не будешь целыми днями торчать в своей клетушке. Пройдешься по цехам, хоть воздухом подышишь». Я согласился. И до сего дня не жалею. Моя жена — умный, практичный человек. Без нее я, наверное, до седых волос таскался бы по вечеринкам и междусобойчикам. Словом, я, как нынче говорят, стал человеком, ведущим размеренный образ жизни… Нет, это не жизнь, а какой-то протокол, — Евгений скучливо зевнул, — а собственно, что я из себя представляю? Что изменилось бы в мире, если бы не родился?.. Сына, Вадьки, не было бы?.. Стоп. В этой темноте можно доанализироваться до точки. Может, люди так вот, оказавшись одни, и сходят с ума?.. Я уже подошел к вопросу: живу ли вообще?.. Этим и страшно одиночество, что человек начинает понимать истинную цену своей жизни… Да перестань, Женька, цену себе набивать! — Евгений испуганно вскочил с дивана. — Это я себя спросил?! От этой темноты можно окончательно свихнуться».