Виктория Беломлинская - Когда вакханки безумны

— Извини — сказала я едва поздоровавшись, — у меня пятнадцать минут, так что вот… — и протянула ему сборничек рассказов Маламута.

— Ничего, я тоже тороплюсь — и любимый мой, открыв бардачок, достал оттуда «Защиту Лужина».

Когда–то не было времени, достаточного для нас — всегда–всегда что–то оставалось недоговоренным. Теперь в эти пятнадцать минут мы могли бы, кажется, свободно уложить все хвостики наших свиданий: все недочитанные стихи, недосказанные анекдоты, сплетни, которые не успели вместе досмаковать, споры, вдруг прерванные на полуслове последней лаской… Но не было в том нужды, Перед нами на башне Московского вокзала стрелка часов шла с неспешностью похоронщика, а мы обменивались пустячными фразами, точно как один прохожий спрашивает у другого:

— У вас не найдётся двухкопеечной?

— Сейчас посмотрю. Вам повезло…

— Спасибо. Вот пожалуйста…

— Пустяки, не за что…

Но уже и двадцать минут прошло, и следующие минуты уже заполненные нетерпением, полетели с невероятней быстротой. Нельзя больше оставаться в машине, а того, другого все нет и нет. И пришла тоска, я ничего не могла поделать с собой, не сумела сделать того последнего вида, на который надеялась.

— Звони — с восхитительной снисходительностью подарил он мне на прощанье.

— Да, нет уж, не буду — без всякой игры, грубо и плоско бросила я и хлопнула дверцей.

Мне исполнилось в этот миг сто пятьдесят лет. Не стало ни осанки, ни походки. Сутулая, поволокла я ноги куда глаза глядят, и не сразу сообразила, что они глядят как раз на выплывшего из–за угла, озабоченно озирающегося по сторонам, моего «спасителя». Он увидел меня, обрадовался было, но тут же между нами началось что–то вроде скандала: оказывается, он ждал меня за углом уже целых полчаса, и никак теперь не мог взять в ум, если я тоже давно здесь, по- чему не заглянула за угол, и вообще, с чего я взяла, что машины мож но ставить только там и нельзя тут?1..

И всё–таки такая это была минута в моей жизни, что при всей теперешней ненужности этой встречи, я обрадовалась ей. Живой чело век оказался рядом, мне даже пришла сумасшедшая мысль в голову, что может быть, взять вот и рассказать ему о своей беде, всё–все с самого начала, о том, как было счастливо, как все было, как горько терять, но еще страшней предчувствовать, еще страшней, когда утекает, тонкими струйками просачивается всё до капельки — до пустых рук…

И от того, что мой сатанинский план провалился, я восприняла его просто, как случайно встреченного в толпе знакомого и ощутила искреннее расположение к нему…но вопрос: «Так куда же мы едем?» — заданный барственным тоном — видно, он уже чувствовал себя хозяином положения — вызвал у меня раздражение.

— Не знаю. Никуда. — сказала я, сделав вид, что мне непонятен его подтекст. Впрочем, я и в самом деле не считала, что, назначив свидание, непременно должна была приготовить место, где–бы оно протекало.

— По–моему, ты мог бы для начала поухаживать за мной…

— Солнышко, ты прямо, как домработница, которую отпустили на гулянку… Ладно, поехали…

Я проглотила плюху. Она была вполне заслуженной, Да я и не могла в ту минуту реагировать быстро и точно. Где–то внутри подымался скандал между мной и мной. Я пыталась не вслушиваться.

— Надо заправиться, — сказал он, и причалил к бензоколонке.

Заправиться–то, мы заправились, а вот тронуться с места уже не удалось.

— А, чёрт! Это аккумулятор! Толкнуть бы… в голосе его появилась противная заискивающая нотка.

«Да, — подумала я — только этого ещё не хватало! Хрена лысого я буду толкать твой машину» — и, выйдя, с демонстративной безучастностью встала в сторонке.

Он побегал, посуетился, неестественно простецки назвал кого то не то парнем, не то хлопцем — в общем, толкнули, и она завелась.

Но только мы выехали на шоссе, как в голове его родилась идея и, пожалуй, она стоила моей:

— Солнышко давай, заедем на станцию обслуживания, а?! — предложил он, и тут я увидела впереди стоянку и вереницу свободных такси.

Но у такси примерно на полдороги к моему дому спустило колесо. К автобусной остановке я продиралась сквозь туман застывших в глазах слез. И в переполненном автобусе, в его многолюдье, стало даже полегче — от того, что нельзя, чтоб было совсем скверно, иногда, и в самом деле, становится легче.

А уж домой и вовсе невозможно принести приметы огорчения, и я взяла себя в руки. Часов в пять того же дня мы с мужем отправлялись в гости. Выйдя на лестничную площадку, я увидела, что на улице моросит. Дёрнулась было обратно, за зонтом, и тут же остановилась, как вкопанная: зонтик потерян! Утром я ушла из дома, держа его в руках, а вернулась без него. Что–то такое я пролепетала мужу, что дождик маленький, а возвращаться — скверная примета, словом, ужасно не хотелось признаться, что потеряла, опять потеряла, потому что я, во- обще, растяпа и растеряха, и этот чудный японский зонтик, купленный за бешеные деньги у спекулянтов, между прочим, уже не первый японский зонтик, пробывший в моих руках до смешного короткий срок.

Когда–нибудь и где–нибудь всё это окажется совершенно непонят но, но тем, кто живет современной мне, заурядной жизнью, и объяснять нечего, что это значит — потерять зонтик, сложенный в маленький туго обтянутый цветастым, пронзительным чехольчиком, жезл.

Уплыли в даль и дымкой растаяли все прочие огорчения дня.

Над этой реальной, вещной потерей можно было рыдать открыто и неутешно, но я решила ни в коем случае не портить мужу настроение, пока окончательно не буду убеждена в необратимости случившегося. И не подав вида, отправилась в гости. Однако, действовать надо было безотлагательно. Го лова работала, как счётно–вычислительная машина. Вариантов было предостаточно: на свидание я ехала в трамвае, затем я сидела в одной машине, и следом в другой. Это самые коварные объекты — честное слово, я так называла разом и эти машины, и их владельцев — они превратились в объекты, на которых мог быть забыт японский зонт. Самые опасные, потому что в игру вступали жёны — если он завалился под сидение, обнаружить его может жена — одна или другая. Конечно, в этом варианте я, наверняка, получила бы его, но неминуемо разразился бы семейный скандал. Я сказала одному, что никогда больше не позвоню ему и, отнюдь, не дружески рассталась с другим, однако в их интересах быть предупреждёнными, как можно раньше. Дальше шли таксомоторные парки: их в городе, кажется, восемь. Потом я ехала в автобусе.

Из гостей мы вернулись в двенадцатом часу, но это меня не остановило. Забрав телефон на длинном шнуре, в ванную я позвонила. Никаких сантиментов: только коротко извинилась за поздний звонок и пере шла к делу. Он с поспешной деловитостью изъявил готовность спустить ся к машине и тут же перезвонить.