Владимир Коренев - Амгунь — река светлая

— Чего ж доброго-то? — просипел кто-то, но голос Карчуганова покрыл его:

— Только Дениса не дергай, с нами он был, вкалывал. Понятно?

— Айда! — сказал Лыкин.

И тихо стало — ушли монтажники.

После обеда напуганный происшедшим и угрюмым молчанием Черноиванова, который так и не проронил ни единого слова, проводив монтажников, Дениска усердно исполнял все приказания поварихи, крутился как белка в колесе. Да, не так он представлял себе свое участие в строительстве магистрали века — скажи кому, засмеют. Лучше уж было попасть под ту плеть… И ребят подвел с обедом.

К вечеру опять взялся за свое ситник, а тут и Дениска все свои дела переделал. Ирина буркнула что-то отдаленно похожее на «передохни» — сама скребла кастрюлю. Дениска встал у окна, что выглядывало на тупик: работают ребята. Но скоро дождь закрапал стекло, и Дениска смотрел просто так, уже ничего не различая. Скукота его одолела — ну хоть плачь.

Дениску выручил Карчуганов. Он ввалился в столовую грязный, мокрый — черт чертом и потребовал горячего чая.

— И густого, чтоб ложка стояла!

— А где я тебе возьму его? — встала против него Ирина и крепко уперла руки в бока, отчего грудь ее поднялась еще выше. — С обеда еще не успел промяться, а уж снова ему подавай. Не больно ли жирно? Проваливай отсюда! Ишь, отъел будку, и все ему мало.

Карчуганов захлопал ресницами от такого отпора:

— Ты чего эт разоралась, мать? Какая тебя собака укусила? Ну нет, так и скажи, а чего орать, нервную систему людям ломать? На нет и суда нет. Я что, сильничаю тебя?

— Вот и хиляй!

Карчуганов потоптался и двинулся к двери, но Ирине, наверное, жаль стало его, окликнула:

— Стой, вернись, Харитон!

— Еще обзываться будешь? — спросил он, оборачиваясь.

— Ох, какие вы все обидчивые стали, слова вам не скажи поперек! Иди, чаю же просил.

Он топтался у порога, не зная, верить ей или нет.

— Ну чего ты топчешься как медведь? — Она схватила кружку со стола, метнулась к плите, загремела чайником. — Бог ты мой, ну и мужики пошли — прямо-таки кисейные барышни, а не мужики.

— Я не один, — поверив наконец, что его не разыгрывают, сознался Карчуганов. — Я — делегация.

— Ах ты — делегация, — ставя кружку на плиту, пропела она с издевкой. — И сколько же вас там?

— Все.

— Кто — все? Толком можешь сказать?

— Ну… Федор Лыкин, Леха, я вот и этот самый… Некий.

Ирина вздохнула притворно тяжело, махнула рукой: дескать, что с вами поделаешь, зови!

— Может, вам и бутербродов с колбасой приготовить, ребята? — опросила она, когда они, сняв грязные сапоги у порога, чинно разместились на полу у стола.

— Если вы располагаете, — галантно согласился Лешка Шмыков, и все кивнули головами враз, как по команде.

Карчуганов развел недоуменно руками… Ничего не понимал и Дениска, перед которым тоже была поставлена кружка чая.

А она ловко нарезала кружочками колбасу, прикладывала к хлебу и одаривала проголодавшихся парней с улыбкой, прибаутками, носилась по столовой легко и красиво, словно не замечая восхищенных, гипнотизирующих взглядов парней, и, когда Лешка Шмыков тронул было ее за талию, так же красиво и совсем беззлобно хлопнула его по рукам.

— Попало? Не свое — не лапай!

Парни загоготали, а Лешка пообещал:

— Посмотрим! — И осклабился, оскалил зубы, картинно положив руки на широкий поясной ремень и выпятив колесом грудь.

— Смотри, да не просмотри, — грохотнул Карчуганов и многозначительно посмотрел на Лешку, продолжая жевать бутерброд. — Уведут из-под носа — только и оближешься. Здесь парни собрались не промах.

Федор Лыкин хохотнул в костистую жменю, а Некий Патрин затрясся в беззвучном смехе: что-то увидел в этом смешное.

— Смешинка в рот попала, — скривился Лешка Шмыков. — Чего смешного-то? О-о, расквакался. Ты чего, в детстве с печки упал?

А Патрин не мог остановиться, рассмеялся до слез, аж за живот схватился.

— Вот гад! — ругнулся Лешка и состряпал равнодушную мину, отчего и Лыкин снова прыснул в жменю, а у Карчуганова разъехались вкривь и вкось насмешливые губы, и он приготовился что-то ляпнуть в адрес Шмыкова, да тут вмешалась Ирина — ясно: выручала Лешку, налетела на Патрина:

— Это он с Дениски смеется, обвел вокруг пальца! — И погрозила: — Я все знаю. Всем расскажу!

Все посмотрели на нее — смеху как не бывало.

— Чего еще? — спросил Карчуганов.

— Загонял вчера — вот что! Архипов говорит, Дениска с ног валится, а он орет: «Давай!» Хорошо — Саня подоспел.

Теперь все смотрели на Патрина, и только он оглоушенно — на нее. Спросил тихо, растерянно:

— Ты эт чего, ведьма? — и побледнел.

Карчуганов влился в него свирепеющим взглядом.

— Ну-ка, скажи, Денис, — взыграл Лешка Шмыков. — Скажи, Корчагин, не бойся.

А Дениска ничего не мог понять и хлопал глазами.

— Не бойся, — потребовал Карчуганов, и Лыкин подошел к нему:

— Врет она?

— Архипова спросите, — опередила Дениску оскорбленная Ирина. — Он вам и скажет.

— Это я, — наконец вырвалось у Дениски. — Я сам. Я хотел… ну, в общем, хотел испытать себя. Вот и все. А это… — он показал взглядом на Ирину, — недоразумение. Вот — честное слово. А Петро ни при чем.

И наступила тишина, нехорошая, тягучая, от которой Дениске стало не по себе. В этой тишине все сели по своим прежним местам вдоль стены, а Патрин глубоко засунул руки в карманы брюк, обмяк плечами, нахмурился и стал глядеть в окно. Сказал погодя:

— Архип с Черным идут.

— Поднимайся, парни, — забеспокоился Федор Лыкин. — Пошабашили — будя.

— Сиди, — сказал Карчуганов. — Чего забоялся?

— Неудобно — расселись, как на именинах.

Вошли Архипов, за ним Черноиванов.

— О! Чай! — радостно всхлопнул руками Архипов. — Налей-ка, Ирина Батьковна. Погоняем и мы. Да еще с бутербродами?! Ну, брат, живем!

— Покрепче, — попросил Черноиванов.

Стало шумно. Дениска сел так, чтобы быть незаметным, слушал.

— Иваныч бегал на станцию, — сказал Архипов, — завтра-послезавтра нам должны вагоны со щитовыми домиками прийти. Два домика себе оставим, остальные — на Амгунь. Как управимся с тупиком — сразу за монтаж.

— С тупиком еще дня на два делов, — сказал Федор Лыкин. — А вагоны, значит, завтра?

— А может, и сегодня ночью — кто знает. — Вздохнул. — Если тому черту заодно вагоны придут — опять шум будет.

— Этому, что утром разорялся? Послал бы его.

— Да прав он, — сказал Черноиванов, рубанув свободной рукой воздух, — мы его сдерживаем. Нам так доведется, и мы не промолчим. Свой тупик надо быстрее добивать.

— У нас на платформе четыре звена осталось — с утра нечего класть будет, — предупредил Лыкин. — Сегодня бы платформу загнать в наш тупик, чтобы завтра время не терять. А порожнюю вывести.