Николай Шундик - Быстроногий олень. Книга 1

Оля отлично понимала, что происходит как с дедом, так и с его внуком. «Пусть, пусть покурит, — думала она о мальчике, — дед уйдет в тундру, и внук привыкнет к школьным порядкам, забудет свою трубку».

Попив чаю, старик Ятто собрался уходить. Подойдя к двери, он как-то ссутулился, и Оля скорее угадала, чем заметила, что он украдкой вытер слезы. Оля невольно шагнула к нему, переполненная горячим сочувствием. Ятто медленно повернулся. Но лицо его уже было суровым и бесстрастным.

— Береги его! Я… умру… если с ним что-нибудь случится! — тихо промолвил старик.

Солнцева порывисто приложила руку к груди, и этот выразительный жест о многом сказал Ятто. Он даже улыбнулся и промолвил, обращаясь к внуку:

— У нее, как вижу, такое же доброе сердце, как у меня и у твоей бабушки: слушай ее, уважай ее…

Когда Ятто ушел, Солнцева долго думала, как ей быть с Оро, и, наконец, решила оставить его в яранге Пэпэв, а затем, когда знаки на лице сотрутся, вымыть, переодеть и поселить в интернате. Единственное, что она сделала немедленно, это взяла у Оро трубку и табак. Мальчик страшно удивился, протестующе замахал руками. Оля попыталась объяснить ему, что курить ученикам не полагается. Оро успокоился и вскоре, казалось, совсем забыл, что у него была трубка.

Дней через десять старик Ятто снова явился в поселок Янрай. Как и в первый раз, он без стука вошел к учительнице и, не здороваясь, громко спросил:

— Если Оро хочет есть, ты даешь ему есть?

— Даю, — не скрывая своего удивления, ответила Оля.

— Если Оро пить хочет, ты даешь ему пить?

— Даю.

— А вот если он курить хочет, почему ты не даешь ему курить? Это одно и то же! Человеку курить хочется так же, как и пить и есть!

Оля была сражена логикой старика Ятто.

— Так как же? — с видом победителя спросил Ятто.

Раскурив свою трубку, он протянул ее Оро. Тот смущенно посмотрел на учительницу и вдруг просто заявил:

— Есть я здесь не разучился, без воды тоже жить не могу, а вот курить — совсем не хочу.

Дело приняло неожиданный для Ятто оборот. Наступила его очередь смутиться.

— Вот видишь, Оро сам ответил на твой вопрос, — улыбнулась Оля.

Сердито кашлянув, Ятто взял протянутую учительницей трубку Оро и сказал, обращаясь к внуку:

— Глупый ты еще, не понимаешь своих желаний… — Немного помолчав, добавил: — Пойду схожу к Гэмалю, просил зайти в гости.

Оро глянул на учительницу и, схватив руку деда, прижался к ней лицом.

— Я с ним пойду, а? — попросился он.

— Иди, иди, — разрешила Оля.

«Как все это необычно и как интересно, — подумала девушка, опускаясь на стул. — Какая это огромная школа, какое большое испытание, чтобы проверить, насколько человеческое у тебя сердце. Здесь можно так ошибиться, если не быть настоящим человеком…»

Оля долго сидела на одном месте, погруженная в задумчивость. И вдруг, как это часто бывало с ней, девушке стало необыкновенно весело. Подвижная, энергичная, она принялась убирать свою и без того чистенькую, уютную комнату, напевая что-то беспечное, веселое. На глаза ей попался патефон. Не долго думая, Оля схватила первую, которая ей попалась, пластинку, завела патефон. Это оказался вальс Штрауса. И вдруг Солнцевой страшно захотелось потанцевать.

— Ой, как любила я танцевать! — вслух воскликнула девушка, комично всплеснув руками. — Хлебом не корми, только дай потанцевать!

Оля рассмеялась, вспомнив, как однажды в педучилище на нее нарисовали в стенгазете дружеский шарж за то, что она каждую перемену увлекала своих друзей и подруг в веселый танец.

— Вот попасть бы сейчас в танцевальный зал! — мечтательно произнесла Оля. — Так закружилась бы, чтобы аж дух захватило!

А звуки вальса неудержимо влекли ее в танец. Схватив стул, Оля закружилась по комнате. И нежное лицо ее стало по-детски наивно-восторженным.

Зима наступила внезапно. Ночью выпал снег, ударил мороз. Белизна слепила глаза. На море, до самого горизонта, виднелось хаотическое нагромождение ледяных торосов. Кое-где еще заметны были разводья, над ними стояли густые клубы пара. У берега скопление торосов казалось особенно густым. Словно тучное стадо диковинных белых зверей подошло к береговой черте, да так и застыло, пораженное намертво. Чем-то очень древним, седым временем ледниковой эпохи веяло от этих торосов, оцепеневших в холодном безмолвии.

Возбужденные дети бегали по поселку, радуясь первому снегу. Толстые и немного неуклюжие в своих меховых одеждах, они напоминали медвежат. В громком лае заливались собаки, соскучившиеся по нартам.

Оля Солнцева, окончив учебный день, пошла к бригадиру комсомольской бригады Рультыну. У дома Рультына оказалось несколько охотников, осматривавших новую нарту, которую сделал сам бригадир.

— Здорово, комсорг! — воскликнул Рультын, весело приветствуя Солнцеву.

— Здравствуй, бригадир, — в тон ему ответила Оля. — Рассказывай, как дела в бригаде. Сводку в райком комсомола надо посылать.

Рультын сразу стал серьезным. Не спеша он достал из кармана блокнот, начал листать.

— Зачем тебе блокнот? Ты же и так все отлично помнишь, — рассмеялась Оля.

— Помню, это верно, — немного смутившись, ответил Рультын, — зато блокнот какой! Смотри, золотые буквы, а тут вот вся азбука! — Бережно спрятав блокнот, бригадир добавил: — Ну ладно, слушай!

Рультын рассказывал о своих охотничьих делах так, словно перед ним стоял сам председатель колхоза, а не русская девушка, которая и след песца не отличила бы от заячьего. Ну что ж, что она не знает, где след песца, а где след зайца. Зато она знает, где тропа к сердцу охотника, которое сейчас так взволновано предстоящими большими делами. Разве они, янрайские охотники, не видят, как их учительница желает им удачи? Разве она не живет одними думами, одними мечтами с ними?

Все ближе и ближе первый день охоты. Председатель спешит. Он с досадой отмечает, что у него еще много бестолковой суетни. Беспощадно ругает себя. Присматривается к Гэмалю. Итти по его тропе! Не забывать об илирнэйцах. Не отстать от илирнэйцев!

Как-то пришла в Янрай весть, что илирнэйцы оборудовали мастерскую и теперь сами ремонтируют испорченные капканы. Янрайцы немедленно переняли их опыт. На второй день возле правления колхоза была разбита большая палатка. Посреди палатки стояла на чурбане наковальня, чуть дальше горела обыкновенная буржуйка. По полу валялись испорченные капканы, цепи, охотничьи копья. Пытто и Гивэй, облаченные в фартуки из мешков, стояли у буржуйки.

— Да у вас тут мастерская настоящая! — обрадованно воскликнула Оля, входя в палатку.

Гивэй окинул пренебрежительным взглядом палатку.

— Ну и сказала ты, Оля, разве это мастерская? Вот когда я на полярной станции работал, вот там была мастерская. Столько инструментов разных! Точило само крутится! Электричество его крутит. Станки железо, как дерево, режут!..