Вера Солнцева - Заря над Уссури

— Батюшка Аристарх Аристархович приказал! — этих слов достаточно: столетний дед бросался со всех ног услужить Куприянову.

— Батюшка Аристарх Аристархович недовольны!

Женщины бледнели, переглядывались: не на них ли падет упорный гнев сумрачного староверского бати?

Православный конец деревни, никониане — те по-разному отзывались об Аристархе.

— Кулачок-паучок почище, пожалуй, дяди Пети будет, да и поумней! — хмурился Силантий Лесников. — Дядя Петя мякенький весь, а присмотришься — жальце есть. Аристарх круче, виднее, хоть и прячется. — Подумав, Лесников добавлял, поглядывая из-под пучковатых бровей: — Покорен, покорен, а в глазах искра!

Лерка вбежала следом за крупно шагавшим Куприяновым на кухню и невольно улыбнулась. Крутощекий, румяный Степа, жадно чавкая, спешно жевал.

«Когда к ним ни придешь, он все ест, — подумала Лерка, искоса поглядывая на обжору парня, — вечно голодный. А отец кормит его как на убой».

Парень был сытый, гладкий; на розовых щеках лоснилось сало, на добродушных губах — крошки хлеба.

«Ух какой толстый! — поежилась Лерка. — Так он хороший, ласковый, как теленок. А как начнет есть, смотреть на него противно».

— Чего прискакала этакую рань? Кто тебя звал? — неласково спросил девочку Аристарх.

— Деденька Никанор Ильич к вам послал, — растерянно ответила Лерка: впервые слышала такое недовольство в его голосе. — У него внучонка убили. Просит вас помочь ему снести гроб на кладбище.

— Куда я пойду? — пробурчал Аристарх, напрягаясь весь, чутко вслушиваясь: не доносится ли шум из дальней комнаты? Нет, кажется, все в порядке. Сидят там и не шелохнутся. — Какое кладбище? Калмыковцы по селу рыщут. Разве можно у них на глазах мельтешить?

— Да что вы, Аристарх Аристархович! — изумилась Лерка. — Вчерась вечером калмыковцы Темную речку покинули. Все как есть ушли, оружию увезли. И коров у баб позабирали, — непривычно живо отрапортовала Лерка. — А деденьке Никанору одному не управиться, он дюже слабый стал.

— Ладно! — подумав, сказал Аристарх. — Ты сейчас беги к Костиным. Скажи, что буду вскорости.

Аристарх Аристархович проводил девочку до калитки и тщательно проверил запор. Он осмотрел прочный тесовый забор, отгораживающий его дом от внешнего мира, и, задумавшись, медленно взошел на крыльцо.

— Степка! — обратился он к сыну, что-то жадно уплетавшему. — Будет тебе есть-то! Слушай, что я скажу. В моленную не ходи! Она у меня на замке, а ключ я с собой возьму. Ежели кто без меня придет, калитку не открывай. Скажи: отец, мол, у Костиных. Дома, мол, никого нет. В дом ни единого человека не впускай!

— Хорошо, батяня, — спешно доглатывая пищу, ответил парень.

— А сейчас выйди к воротам, постой да посмотри кругом — не идет ли кто к нам? Если идет, не жди его, запирай ворота на засов и беги ко мне. Сиди и жди, пока кто не появится, а сюда не ходи. Понял?

— Понял, батяня! — ответил Степа.

Куприянов закрыл выходную дверь на толстый железный болт, прошел в дальнюю моленную комнату; на ее дверях висел амбарный, в добрых полпуда весом, замок. Достав из кармана огромный ключ, Аристарх отомкнул замок и вошел в комнату.

Верховский, Лаптев и четверо казаков лежали прямо на полу, подстелив одеяла, полушубки, — спали.

Верховский, услышав стук двери, вскочил на ноги.

— Господин капитан! — почтительно и даже покорно обратился Аристарх к офицеру. — Я из дома ухожу. Старик Костин внука зовет хоронить. Вы, пока меня нет, сидите смирно, чтобы никто не шелохнулся. Мой сынок не знает, что вы у меня схоронились. Надо, чтоб он и не догадывался. Он у меня умом слабенек, душа нараспашку — что на уме, то и на языке. Боюсь, не сболтнул бы лишнего, и от него таюсь.

Лаптев, услышав фамилию Костиных, приподнял голову с пола. Аристарх случайно глянул на шпика и откачнулся: зло и выжидательно смотрел на него гость.

— Ты, Аристарх Аристархович, помнишь, о чем я просил насчет Костиных? Последи! Наклевывается, беги, дружочек, сюда незамедлительно!

— Что вы! — всполошился Аристарх. — У нас уговор твердый: вы от меня уйдете, как и пришли, глубокой ночью. На меня и духу подозрения не должно быть среди народа, что я вас приютил.

— Не волнуйтесь, Аристарх Аристархович, — вставая, сказал Верховский. Подошел к хозяину. — Мы обещаем — никакая тень подозрения не упадет на вас. Мы хотим быть заранее в курсе и ориентироваться сообразно событиям. Сделаем с учетом ваших законных пожеланий. Можете идти спокойно.

— А как у вас с едой?

— Благодарим вас. С едой все благополучно. А вот ведро холодной водички подкиньте.

Аристарх молча вышел, вернулся с двумя ведрами воды и поставил их на лавку около стены.

— День жаркий будет. И сейчас уже томит, — проговорил он. — Ну, я пойду.

— Желаю удачи. Удачи, Аристарх Аристархович…

Аристарх, закрыв дверь моленной и повернув ключ в замке, с силой защелкнул его.

Громкое металлическое щелкание замка больно ударило по взбудораженным нервам Верховского. «Сами себе ловушку сделали, — подумал он. — Что стоит партизанам нас переловить? Пойдет и донесет. Что он теряет? Неприятный мужик — глаза бегают, хоть и покорен. Лаптев говорит: „За ним темные делишки водятся, побоится выдать“. Как глупо будет, если из нашей затеи ничего не получится!»

Верховский вспомнил поездку весной во Владивосток. Ехали туда роскошно, в собственном поезде. У офицеров — мягкие вагоны, ресторан, обслуживающие девушки. Атаман дал тайное задание — прощупать почву во Владивостоке: нельзя ли почистить тюрьмы от большевиков и германских эмиссаров? Ехали шикарно бравые молодчики!

Во всю длину вагонов огромная четкая надпись: «С нами бог и атаман».

Во Владивостоке кутнули. Портовый богатый город. Съехались туда, почуя легкую наживу, коммерсанты.

Владивосток — это тебе не провинциальный скромный Хабаровск. Блестящие рестораны, модные, роскошные женщины, кафешантаны. Блеск. Шик. Туда скатились из России — белые битыши, сливки высшего общества. На улицах Владивостока блестящие, шитые золотом военные мундиры всех наций. Ажиотаж наживы: миллион на миллион! Рви! Жги! Живи! Приличная пресса — газеты «Дальний Восток», «Голос Приморья», «Далекая окраина». Может быть, во Владивосток переметнуться, переменить хозяев? И там все зыбко, все шатко. Истерически прожигают жизнь, а почва под ногами колеблется.

Во Владивостоке никто не обрадовался прибытию калмыковского поезда. Там давно делят город десятки претендентов на власть. Встретили калмыковскую миссию неласково, на словесные авансы атамана Калмыкова сухо промолчали; посоветовали отправляться восвояси, в Хабаровск, в свою «зону влияния». С тем и отъехали! Но «миссионеры» не унывали: лихо свистели, пели, приглашали новых девушек в вагоны, а приглашенных ранее выбрасывали на ходу из поезда.