Арчил Сулакаури - Белый конь

Добрые улыбки на лицах раненых неожиданно исчезли, а потом исчезли и сами раненые.

В маленьком сквере опять дымила кучка листьев… Молочный дым клубился в воздухе.

Девочка с суровым лицом долго еще стояла на крыше. Ее большие карие глаза смотрели в окно, которое только что прикрыла сердитая медсестра.

Потом окно точно бы вновь приоткрылось.

На подоконнике уселся смуглый парень и улыбнулся ей, стоящей на крыше.

— Как поживаешь, Нана?

— Спасибо, а ты?

— Я ничего.

— Как рана, опять беспокоит?

— Нет.

— Не знаешь, когда тебя выпишут?

— Скоро.

— Когда же будет это «скоро»?

— Скоро. Ведь ты придешь в следующее воскресенье?

— Обязательно. Только ты сам не опаздывай.

— Разве я опаздываю?

— Конечно, опаздываешь… Сколько я сегодня ждала.

— Ну, теперь я всегда буду вовремя подходить к окну. Ты тоже вовремя приходи на крышу.

— Хорошо.

— Нана!..

— Что?

— Почему ты так легко одета, ведь теперь осень…

— Да, теперь осень… Леван, каким бы теплым ни было осеннее солнце, оно не задержит листопада…

Нана пришла в себя, услыхав хлопанье крыльев, вытерла слезы.

Все окна госпиталя были закрыты.

На крышу прилетели голуби.

Мальчик шел один… Он нехотя брел по серым плитам тротуара, держа под мышкой старенькую школьную сумку. Он знал: четверо мальчишек — четверо врагов ждут его на углу улицы. Все четверо — сильные, быстрые, ловкие, заядлые драчуны. Они поджидают его там с раннего утра. Неужели у них нет других занятий?

Мальчик шел медленно, не торопясь. Время от времени он останавливался перед какой-нибудь лавкой, заглядывал в нее, потом, почесав затылок, шел дальше.

По улице одиноко брел маленький смуглый мальчик. Глаза у него были как ежевика, черные, влажные и чуть-чуть грустные.

Огромная черная овчарка трусцой пробежала мимо. Пугливо покосилась на него, и по этому взгляду мальчик понял, что собака чужая тут, в городе. Он проводил ее глазами. Кажется, он уже видел ее вчера, такую же одинокую, потерянную…

Было тепло. Сентябрьское солнце еще грело по-летнему… В его лучах старые лавки и низкие запыленные дома напоминали развешенное для просушки выцветшее и выгоревшее белье.

На мостовой споткнулась о булыжники и упала лошадь, запряженная в телегу. Мальчик видел, как у нее из-под подков посыпались искры, как подогнулись колени… Возница взмахнул кнутом, раз, другой… Лошадь изо всех сил старалась подняться — подковы снова выбили искры. На место происшествия с криком сбежался народ. Люди осуждающе смотрели на несчастное животное, как на виновника случившегося.

Узкую улицу мгновенно запрудили фаэтоны, фургоны, телеги. Образовалась пробка.

Мальчика осенило: а не удастся ли ему в этой сутолоке ускользнуть от преследователей? Он помчался к углу, но не успел пробежать и десяти шагов, как кто-то схватил его за руку и сильно тряхнул. Перед ним стоял парнишка — его ровесник. Круглое, как луна, лицо все было в рыжих веснушках.

— Ты куда?

— Пусти!

— Пупуз! Гео! Курка! — крикнул веснушчатый.

Долго ждать ему не пришлось — трое мальчишек тотчас вынырнули из толпы.

Мальчик испуганно озирался и тщетно старался высвободить руку, которую по-прежнему крепко держал веснушчатый. Между тем подошли и те трое.

«И чего они ко мне привязались? — думал мальчик. — Шел себе, никого не трогал».

— Куда идешь? — спросил его самый высокий и самый чумазый.

— В школу.

— Слышишь, Пупуз? В школу… Мальчик идет в школу!

Пупуз вырвал у мальчика сумку, бросил на мостовую. Мальчик наклонился за ней. Тут его толкнули — все четверо сразу. Он упал лицом в уличную пыль. Пока его враги покатывались со смеху, мальчик схватил сумку, вскочил и побежал. Мальчишки с криком бросились за ним.

«Догонят — изобьют до смерти», — думал беглец, со всех ног несясь по улице. Потом он почувствовал, что его больше не преследуют, но сразу остановиться не мог — слишком быстро бежал. Постепенно замедлив бег, он оглянулся. Мальчишек нигде не было видно.

Измученный, с неистово колотящимся сердцем, мальчик сел тут же на тротуар и кулаком вытер слезы. Итак, сегодня ему тоже не попасть в школу. Он с ненавистью посмотрел в ту сторону, где остались враги, погрозил им кулаком. Потом встал и пошел. Те дни, когда мальчишки не пускали его в школу, он проводил на берегу Куры. Купался, грелся на солнце, а когда, по его расчетам, в школе кончались занятия, одевался и шел домой.

Сегодняшний день предстояло провести так же. Мальчик свернул в узкую улочку, спускающуюся к реке.

Из подворотни выбежала огромная черная овчарка и, поджав хвост, понеслась по улице. Несколько дворняжек с лаем увязались за ней. Мальчик узнал овчарку и с недоумением подумал: как этим карлицам удалось обратить ее в бегство? Он поднял камень и запустил им в дворняжек. Они с визгом бросились в подворотню, но, почувствовав себя в безопасности, тотчас высунули из ворот свои свирепые морды и снова начали лаять.

Овчарка перебежала улицу, села на тротуар и, растерянная, перепуганная, озиралась по сторонам. Как только мальчик отошел от ворот, дворняжки с лаем бросились на нее, и она, поджав хвост, пустилась наутек. Мальчик снова отогнал разъяренных шавок камнями.

…По улочке, спускающейся к Куре, шел маленький смуглый мальчик. Впереди бежала дрожащая овчарка, вернее, убегала от дворняжек, которые подкарауливали ее почти в каждой подворотне. Казалось, коварные собачонки заключили между собой союз против большой собаки, сообща нападали на нее, не давали ей покоя. Размахивая старенькой рваной сумкой, мальчик отгонял их от овчарки. Увлеченный борьбой с дворняжками, мальчик не заметил, как к нему подскочил долговязый детина. Получив увесистый подзатыльник, приправленный отборной руганью, мальчик еле унес ноги от пинка.

На перекрестке он снова увидел свою овчарку. Она сидела съежившись и, казалось, поджидала его.

— Вот мне и достался подзатыльник из-за тебя, — сказал он ей и подошел ближе.

Собака ощетинилась и отбежала было, но остановилась в нескольких шагах и стала смотреть на мальчика.

— Ты что? Я тебя не трону. Наоборот, мне жаль тебя — такая большая, а этих шавок почему-то боишься.

Овчарка стояла не шевелясь и пристально смотрела в глаза мальчику. Он опять шагнул к ней. Она отпрянула. «Вот глупая! — подумал мальчик. — Я к тебе, а ты — от меня. Разве я не помог тебе? Разве не мне из-за тебя досталось?» И вслух спросил:

— Кушать хочешь? — Он расстегнул сумку, достал кусок хлеба. — Если хочешь, накормлю. Половина — тебе, половина — мне.

Хлеб собака проглотила мгновенно, обнюхала тротуар там, где упал хлеб, — может, остались крошки? И снова уставилась на мальчика. Только теперь она смотрела ему уже не в глаза, а в руки.