Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 2

Карп. Пороть… обязательно будут. А ты как думал?

Юлай (сердится) . «Думал», «думал»… ничего не думал. Ждали… дождались, а делать нечего.

Входит жандарм, на ходу снимая шашку.

Карп. Слуга престола, ну, что же?.. Селедку в воду, а сам на чердак?

Жандарм. Поп, не трезвонь. Твой сын велит поостеречься. Чернь груба. (Уходит.)

Юлай. Что шуметь перестал? Шуми.

Карп. В человека я не верю, Юлай… не радостно мне. Должно быть, какое-то несчастье будет со мной. Ох, как душа болит! Как собака завыл бы. (Уходит.)

Юлай. Все уходят. Никому нет дела до нас… Как быть бедному человеку?

Появляется Акафистов.

Акафистов (издали). Юлай, звони прибытие курьерскому. Платформу не мети, пусть видят, что забастовка. (Удаляется.)

Юлай (звонит). Неужели ничего не будет?..

В зале первого класса. Полутьма. В то же утро. За стойкой — Лукерья. В зале — Акафистов.

Акафистов (нервозен, настроен дурно). Чаю, чаю, покрепче, Лукерья Фоминишна… Сверх дежурства ночь напролет не спал. События. Где супруг?

Лукерья. От этих самых событиев он рассудка лишился. В святость ударился, монашку в дом впустил, — страшней бабы не видала, кикимора кикиморой, — вместе молятся и псалмы царя Давида поют… [91] Псалмы царя Давида — религиозная традиция приписывает авторство псалмов израильскому царю Давиду. Как царь-батюшка, еще царствует?

Акафистов. Царствует.

Лукерья. Монашка эта нас утешает: беспорядкам скоро конец. Знаки какие-то видит.

Акафистов. Какие там знаки! В губернии усмиритель появился, есаул Каблуков, а вы ничего не слышите. Говорят, что усмирители пускают в ход страшное оружие, которое называется пулеметом… мировая новинка… но не верится. (Принимая чай.) Готовьтесь к большой выручке, Лукерья Лукинишна…

Лукерья. Какая же я Лукинишна?

Акафистов. Простите. Тут не то, что ваше, а собственное имя-отчество позабудешь. Курьерский у нас застревает. События.

Лукерья. А почему ж он застревает? С паровиком что?

Акафистов. Забастовка.

Лукерья. Спаси и помилуй… Вы серьезно?

Акафистов. Шутки плохие.

Лукерья. Так, может быть, и нам закрыться? А то придут эти самые анархисты-бомбисты, как оправдаешься?

Акафистов. Перед бомбистами оправдываться не придется, а перед усмирителями — того гляди. Закрывать буфет не рекомендую. Выручайтесь.

Лукерья. А как же при забастовке жизнь будет проистекать?

Акафистов. Как проистекала, так и будет проистекать. Но возможны всякие неожиданные и опасные обстоятельства.

Лукерья. Неужели правду говорили, что вы, Прокофий Карпович, социалист.

Акафистов. Социалист ли я? Да, конечно, Лукерья Фоминишна, я социалист.

Входит Костромин. Он с мешком, какие в те времена брали в дорогу.

Костромин. Курьерский опаздывает?

Акафистов. А вы-то мне как раз и нужны, Григорий Михайлович. Не торопитесь. Ехать некуда. Поезд дальше Ландышева не пойдет. В России железнодорожная забастовка.

Костромин. Не пойдет?

Акафистов. Не пойдет. А вы стремитесь на простор кипучих волн жизни?

Костромин. Это кто же решил, что не пойдет?

Акафистов. Все поезда, где бы они ни находились, остаются неподвижными. Меня удивляет ваше неудовольствие. Ликовать следует.

Костромин (горячась ). Я должен уехать во что бы то ни стало! Это будет равносильно измене, если мы не уедем… (Опомнившись и сдерживаясь.) Бывают такие безвыходные обстоятельства. Надо… и другого выхода нет.

Акафистов. Рад бы услужить вам, но бессилен. Если бы даже поездная прислуга захотела следовать дальше, то я задержу поезд силой.

Костромин. Понимаю. Это колоссальное событие — всероссийская забастовка. Радостно, черт возьми, до чего мы выросли за один год. Да как же мне-то теперь быть?

Акафистов. Никак не быть. Покоритесь роковым обстоятельствам и придите на помощь нам, провинциалам. Настал грозный час испытания, а я не знаю, какого курса мне держаться. Остановка поезда тоже доставит нам великие хлопоты и неприятности. Помимо законного ропота пассажиров может быть всякое. В курьерских проезжают известные лица… Как с ними держаться?

Костромин. Однако вы уже твердо решили, как поступить с поездом…

Акафистов. Что там решил… Я!.. Есть телеграмма по линии. Не мне же выступать против великих происшествий.

Костромин. Но вы, как я вижу, стали во главе забастовки. Значит, вы единственная власть на станции.

Акафистов. Что там стал!.. Кто-то где-то указал на Акафистова, вот и стал. Я-то думаю, товарищ Костромин, что вам как раз следует стать во главе забастовки на нашей станции.

Костромин. Вы, Акафистов, чудак какой-то. До сих пор мы с вами двух слов откровенно не сказали друг другу. Кто я, что я? Вам это известно?

Акафистов. Известно.

Костромин. Что и откуда?

Акафистов. Я следил за больницей… Образ жизни госпожи Пчелиной наводит на многие мысли. Следил я доброжелательно.

Костромин. И все же, что вы выследили?

Акафистов. А то, что вы, господин Костромин, являетесь членом Российской социал-демократической рабочей партии… и крайним по убеждениям. (Наблюдая за Костроминым.) Вот уж не ожидал от вас такого самообладания. Позавидуешь.

Костромин. Из чего вы заключили, что я член этой партии?

Акафистов. Нередкие, весьма горячие выражения мысли… Слишком большая популярность в низших слоях нашей станции. Однако меня раздражает эта излишняя конспирация. Вместе гребем или нет?

Костромин. Ничего не могу вам сказать… Мы не были друзьями до сих пор… Но, может быть, я к вам приду с некоторыми вопросами.

Акафистов (грубо). Боитесь возглавить забастовку?

Костромин. Странно вы действуете, Прокофий Карпович. Вы готовы вверить случайному, малоизвестному вам человеку революционное дело… Вы гораздо старше меня, но это похоже на политическое ребячество.

Акафистов. У меня голова болит… спать хочу… сверх дежурства ночь не спал.

Входит дежурный.

Дежурный. Господин Акафистов, третий на семафоре.

Акафистов. Выходите, встречайте как следует быть. Обер-кондуктору покажите телеграмму. Пусть знают, что мы ни при чем.