Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 2

Купец. Да уж… что и говорить. Очень даже.

Оба уходят. Фетисыч стоит в задумчивости один.

Юлай (подозвал Костромина ). Когда мы их всех порежем?.. Гриша, научи нас, дураков, что делать?

Костромин. Кого, Юлай, резать надумал?

Юлай. «Кого», «кого»… Сам скажи. Что я знаю. Ничего не знаю.

Костромин. Сейчас, Юлай, не пугачевские времена. По преданиям живешь.

Черемухин (зло). Но какая забастовка у нас идет? Акафистов уверяет всех, что беспартийная.

Костромин. Теперь беспартийных забастовок не бывает.

Черемухин. Вот… А нами начинает командовать какой-то поповский выродок. Он-де социалист-революционер. К чертовой матери этих социалистов! Мы, железнодорожники, найдем себе партию.

Юлай. Пускай Гриша скажет, какую партию нужно железнодорожникам.

Костромин. Составитель Черемухин знает.

Черемухин. Я это знаю и скажу на митинге. Нам надо выбрать свой забастовочный комитет и вооружаться.

Костромин. Не беспокойся, Юлай, Черемухин знает, что надо делать.

Черемухини Юлайуходят.

(Подходит к Фетисычу.) Закурим, механик?

Фетисыч. Не занимаюсь.

Костромин. А что невесел, отец?

Фетисыч. Какой я тебе отец!

Костромин. Не отец, так дядя. Я говорю, что невесел?

Фетисыч. А тебе какое дело?

Костромин. У-у…

Фетисыч. Что «у»?

Костромин. Серьезно очень.

Фетисыч. У кого какой характер. Тебе хочется болтать — болтай.

Костромин. Однако разрешаешь поболтать?

Фетисыч. Ежели денег не попросишь — дуй.

Костромин. Ты и шутить умеешь.

Фетисыч. А ты думал, только ты один такой веселый.

Костромин. Ого!

Фетисыч. Что «ого»?

Костромин. Вот и пойми, весело тебе или нет.

Фетисыч. А тебе, парнишечка, очень это знать хочется?

Костромин. Угадал, дяденька, очень хочется. Только ты приглядись, может быть, я не так уж парнишечка.

Фетисыч. А я пригляделся…

Костромин. Ну-с?

Фетисыч. Столичная штучка.

Костромин. Верно, механик. Но зачем же «штучка»? Неужели я произвожу на тебя такое скверное впечатление?

Фетисыч. Фартовый ты.

Костромин. Вот тебе и раз… За жулика принимаешь?

Фетисыч. Двойной ты человек… вот что.

Костромин. Значит, за охранника.

Фетисыч. И эта сволочь встречается.

Костромин. Ну и разговор, черт возьми! Даже интересно.

Фетисыч. Поговори, поговори… Может быть, я пойму, чего тебе хочется.

Костромин. А я возьму и прямо скажу.

Фетисыч. Вот и скажи.

Костромин. Мне хочется пожать руку человеку, который не побоялся поднять красный флаг на своем паровозе.

Фетисыч. Смелость небольшая, да и не я поднимал, мои ребята.

Костромин. Ушел от прямого разговора?

Фетисыч. Ушел.

Костромин. Выучен?

Фетисыч. Возможно.

Костромин. А ребят все же своими называешь.

Фетисыч. Я от них не отрекаюсь и не отрекусь.

Костромин. Таким манером мы проговорим дня три и ни до чего не дотолкуемся.

Фетисыч. А ты торопишься?

Костромин. Очень.

Фетисыч. Не знаю, куда торопиться. Поезд, я думаю, простоит долгое время. Мы хотим пары спускать.

Костромин. Погодили бы… Правительство может пойти на уступки. Выждать надо.

Фетисыч. Это разумно. Ты знающий.

Костромин. Да, механик, я знающий.

Фетисыч. Ну, еще что-нибудь выскажи.

Костромин. И еще помнить надо о том, что не всегда интересы забастовки могут совпадать с интересами революции. Иногда бывают такие положения, когда бастующие должны прервать стачку…

Фетисыч. А это врешь.

Костромин. Нет, брат, не вру.

Фетисыч. Врешь, малый, врешь. В Москве так бастовали, что вода не подавалась, и рабочий класс тоже мучился, но интересов стачки не предавал. Ты, кажется, свою мысль имеешь — не трудись. Какие у тебя интересы, революционные или капиталистические, я не знаю, но не трудись. Поезд до окончания забастовки с места не сдвинется.

Костромин. Сдвинемся, механик. (Уходит.)

Фетисыч. Погляди на него… безумный человек.

Входит корнет, и за ним — денщикс сапожными щетками в руках.

Корнет (оглядевшись по сторонам, с озлоблением и нарочито). Болван, что стоишь, выпятивши глазищи? Ты чему радуешься, скотина?

Денщик. Никак нет, ваше благородие, я не радуюсь… я смотрю.

Корнет. А куда смотришь?

Денщик. Не могу знать, ваше благородие.

Корнет. Врешь, подлец, ты на забастовщиков смотришь.

Денщик. Никак нет, я на них не смотрю.

Корнет. Кто есть забастовщик?

Молчание.

Никита, отвечай. Во весь голос.

Денщик. Забастовщик есть заклятый враг престола, царя и отечества.

Корнет. Молодец.

Денщик. Рад стараться.

Корнет. А теперь чисть сапоги мне.

Денщик. Слушаюсь, ваше благородие.

Костроминбыстро направляется к корнету, но его догоняет Тася.

Тася. Гриша, не ввязывайтесь.

Костромин (как бы очнувшись). Да, вы правы, мне не надо. Приходится все время держать себя в руках. Но как я понимаю Юлая!

Тася. Гриша, вы уедете.

Костромин. Как? Разве забастовка кончилась… провалилась?.. Тогда лучше не ехать.

Тася. Нет, не кончилась, но вы уедете.

Костромин. Каким образом?

Тася. Я переговорила с Акафистовым. Он для меня на многое способен… и он обещал.

Костромин. Тася, неужели вы ему сказали, что в этом поезде едет рабочая дружина?

Тася. А как же не сказать! Он сам политический.

Костромин. Тася, что вы наделали?!

Тася. Ничего плохого. Все будет очень хорошо.

Костромин. Если Акафистов и не предатель, то трус. Я сию минуту видел, какой он трус, какой лакей… Что вы наделали, Тася!

Тася (испуганно) . Я думала только о том, чтобы помочь… Неужели я ошиблась?

Костромин. Вы меня провалили. Но будь я один — беда невелика. За мною добрая сотня людей, которые едут на помощь большому рабочему восстанию.

Тася. Акафистов дал мне клятвенные слова.

Костромин. Я повторяю, он лакей и трус… и партия его лакейская и трусливая. Вы не виноваты, нет. Я виноват, что не подготовил вас, не научил искусству конспирации.