Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 2

Костромин. Князь?.. Он выродок, понятно. Но Карп!.. Незадорого пошел наш Савонарола [108] Савонарола, Джироламо (1452–1498) — итальянский проповедник и религиозно-политический реформатор. В своих проповедях изобличал безнравственность, особенно в среде духовенства и богачей, призывал к отказу церкви от богатства, к аскетизму. В 1497 году был отлучен от церкви, позже схвачен и сожжен. . Моралист! Но не беда. В случае необходимости мы так ударим по этим усмирителям, что живыми не уйдут. Однако лучше до такой необходимости дела не доводить. Нам силы нужны в другом месте.

Тася. Ясный мой, непоколебимый… Хочется мне перед разлукой наплакаться на твоей груди.

Костромин. Тася, не унывайте. Мы не разлучаемся. Я и думать не хочу, будто мы разлучаемся. Нет. Мы жить начинаем бесконечно счастливой молодостью. А вот и Юлай и Черемухин, все свои.

Тася. А я все-таки буду со стороны наблюдать, что вокруг происходит. (Уходит.)

Входят Юлай, Черемухин, Бородин, Калязин.

Костромин. Сумерек ждать пришлось, а то мы тут на виду. Юлай, беги за машинистом, скажи, по важному делу.

Юлайуходит.

Теперь я сам берусь с ним договориться. Скоро поедем. Но знайте, товарищи, что сюда могут пожаловать усмирители. Как быть?

Черемухин. Вам ждать их не надо, вы скорее уезжайте.

Костромин. Если бесчинств не будет — держитесь спокойно. Первыми не стреляйте, постарайтесь вступить с солдатами в переговоры. А придется драться — не бойтесь, деритесь. Но если все же роковой час пробьет и не восторжествует дорогая сердцу свобода, то уходите в глубокое подполье. Берегите себя к грядущему последнему сражению. На Урал советую пойти. Там не выдадут.

Черемухин. Ты, Костромин, покорный сын народа. Умница ты. Поцелуемся, Гриша.

Целуются.

Бородин. Значит, будем спокойно ждать отправки поезда. Пойдем в вагон, Калязин.

Калязин. Я спокойно ждать не буду, если здесь начнут избивать наших братьев.

Костромин. Как скажу, так и поступите. Революционная целесообразность выше наших чувств, товарищ. Ступайте. С машинистом надо говорить с глазу на глаз.

Все уходят, кроме Костромина. Появляются Юлайи Фетисыч.

Юлай. Вот, привел. Серчает. (Уходит.)

Фетисыч. Опять ты?!

Костромин. Я, я… Некому больше, товарищ Фетисыч. Благодаря моей непроницательности мы упустили массу дорогого времени. Я ведь думал, что мы с тобой — люди одной партии, но своему чутью не доверился. Ты к большинству примыкаешь?

Фетисыч. Ну… дальше.

Костромин. Во всяком случае, ты, механик, не меньшевик.

Фетисыч. Смело за дело берешься. А какое дело, до сих пор не пойму.

Костромин. Поезд надо отправлять. В поезде едет уральская дружина на помощь рабочему восстанию.

Фетисыч (изумлен). Да почему же мне никто об этом раньше не сказал…

Костромин. Потому что никто не знал, что ты свой.

Фетисыч. А кто мне поручится, что все это — святая правда?

Костромин. Уральцев сам можешь повидать, а за меня поручится каждый рабочий на этой станции.

Фетисыч. Это скорей моя вина, что мы не поняли друг друга. Я старше тебя, опытней. Но радостно, что поняли.

Костромин (до восторженности). Отец… механик… это выше, чем радость…

Фетисыч (помолчавши ). Здравствуй, товарищ.

Костромин (жмет руку). Здравствуй, брат.

Фетисыч. На возвышенное дело зовешь, радостно. Теперь помоги мне с нашими сговориться.

Костромин. Телеграфист Акафистов с депешей придет — не верь: депеша фальшивая.

Фетисыч. Сам он фальшивый, вот горе. Не поймешь, какому богу молится.

Костромин. Усмирителей здесь ждать можно… Но наша высшая цель поскорее выехать отсюда.

Фетисыч. Мы пары упустили. Скоро не уедешь. Да еще на разговоры время уйдет.

Костромин. Давай, механик, постараемся. Будущее смотрит на нас с тобой.

Фетисыч. А для чего жизнь кладем? Для будущего. Пусть те люди, которые пожнут плоды наших дел, пусть они хорошо в свете, в радости поживут.

Оба уходят. Появляются Тасяи Ландышев.

Ландышев. Тася, ты за весь день часу дома не посидела. Что с тобой делается?

Тася. День необыкновенный, папа.

Ландышев. Деликатной девушке находиться среди толпы… Это уж срам какой-то.

Тася. А мне кажется, что я этот день на крыльях провела.

Ландышев. Тася, да девичье ли дело…

Тася (перебивает). Не огорчайся, с завтрашнего дня я уж ногой не ступлю вон из дому.

Ландышев. Как трудно нам без матери! Давно пора тебе замуж, деточка.

Тася. Пора, пора.

Ландышев. А то еще революцией начнешь увлекаться. Это уж будет самое великое несчастье.

Тася. Не беспокойся, папа, никакого несчастья не случится.

Ландышев. Пойдем домой, не могу я один.

Тася. Пойдем, папахен мой, пойдем, не огорчайся.

Входят Карпи Акафистов.

Карп (Тасе). О дщерь непокорная, уйди под сень родительскую.

Тася. Неужели, Карп, ты еще не надоел самому себе?.. Как противно!

Ландышев. Тася, стыдно осуждать человека в его летах.

Тася. Ты еще не знаешь, папа, на какие гадости способен этот человек. Не хочу говорить о нем. Отвратительно. (Уходит.)

Карп. Берегите дочь, господин Ландышев, стервятник кружится над ее чистой головкой.

Ландышев. Моя дочь не способна сделать не то что непристойный, но даже мало-мальски неугодный мне поступок. Так что вашу заботу о ней я считаю неуместной.

Карп. Не о ней, святой, пекусь… Я вам о дьяволе говорю…

Ландышев. Пьяны вы, сударь… вот что я думаю.

Карп. Рад бы, но не умею… В человека не верю… скучно жить.

Ландышев (Акафистову). Управляете, Акафистов?.. Совет не нужен?..

Акафистов. А чем управлять? Водонапорной башней?.. Все остановилось.

Ландышев. Нового политического курса изволите держаться?

Акафистов (истерично ). Чего вы от меня хотите?.. Я — блоха… вот, насекомое… «Курс», «курс»!

Ландышев. Но все мы видели в вас потенциального борца.

Акафистов. Боритесь сами… Пожалуйста… если вам интересно.

Ландышев. Но я не знаю, что делать, ибо не готовился.

Акафистов. А я, думаете, знаю… Готовились, книжки читали… а когда время пришло — не знаем, чего делать.