Борис Горбатов - Собрание сочинений в четырех томах. 2 том

— Значит, можно лететь? — еще раз спросил он и, получив утвердительный ответ, сунул сводку в карман и вылетел.

Но, видно, не все было спокойно на душе Вити Карцева. И через несколько часов он снова взглянул на карту. Взглянул и — похолодел. Он начал всматриваться снова и снова в эти спокойные цифры, нанесенные там и сям тонким пером, черными и простыми чернилами, и почувствовал, как прошибает его пот. Неужто? Как же он не заметил? Правда, то были микроскопические изменения, легкое движение, но он должен, обязан был увидеть и это. Увидеть и предупредить.

Взволнованный, прибежал он на радиостанцию.

— Новые метео есть? — отрывисто спросил он. Ему протянули пачку радиограмм. Он жадно схватил их и побежал. Но на пороге остановился. Он долго колебался, прежде чем спросить. И, наконец, произнес, заранее боясь ответа:

— Что Сбоев?

— Летит, — беспечно ответил остряк-диспетчер. — Летит, ногу чешет...

Синоптик втянул голову в плечи и побрел к себе.

Он разложил перед собой метеосводки и стал составлять карту. Он работал лихорадочно, сам боясь результатов своей работы. И прежде чем взглянуть на то, что получилось, перевел дух и закрыл глаза. Потом открыл их и взглянул на карту. Он увидел, как по карте, шумя, прошел циклон. Он услышал свист ветра над ухом. Он почувствовал, как облипает его со всех сторон мокрый, сырой туман. Это было физическое ощущение, — синоптик чувствовал сырые капли на лбу.

Он взглянул в окно — и не увидел бухты. Что-то серое, мутное клубилось там. То скорым шагом шел по побережью циклон, циклон, которого он не угадал, не почуял.

Со всех ног бросился Карцев на рацию.

— Передайте, — закричал он хрипло прямо с порога, — передайте Сбоеву ухудшение погоды.

Диспетчер хладнокровно сказал радисту:

— Постучи ему, пусть вертается.

— Сбоев... Сбоев... — позвал радист и вдруг побледнел. — Не отвечает, — растерянно прошептал он.

— Что? — закричал диспетчер.

— Да вот... Скис...

— А ты зови, зови его! — умоляюще попросил синоптик. — Зови, пожалуйста.

Даже диспетчер потерял свою невозмутимость. Все вместе сгрудились они у аппарата и стали звать Сбоева. Но Сбоев молчал.

В эту ночь не спали на радиостанции. Тщетно звали Сбоева. Тщетно искали его сигналов в эфире. В ату ночь постарел Витя Карцев. Говорят, что первой своей морщинкой на переносице он обязан этой ночи.

На следующий день к вечеру в бухту вернулся Сбоев. Он подрулил к берегу, отдал якорь, вышел. Вид у него был сумрачный и усталый. За ним вышел весь экипаж лодки, лица у всех были серые, измученные.

Ни на кого не глядя, ни с кем не разговаривая. Сбоев пошел скорым шагом по острову, вошел в дом, в комнату Вити Карцева, молча положил перед ним на стол злополучную сводку и, не сказав ни слова, вышел. Витя не посмел даже взглянуть ему вслед, сидел, опустив голову на карту.

Мы узнали потом, через несколько дней, о приключениях экипажа Васи Сбоева.

Они прожили страшную ночь.

Туман, появившийся нежданно-негаданно, вынудил их сесть в шхерах Минина, среди плавающих льдин. В этом ледяном хаосе Сбоев чудом отыскал маленький пятачок чистой воды («величиной с носовой платок, не больше», — как рассказывал потом механик). Очутившись на воде, экипаж поторопился пристать к стамухе, забросить на лед якорь, чтоб не толкаться среди беспорядочно плавающих льдин.

Стамуха казалась надежной и уютной.

Сбоев выключил моторы и вылез на лед. Развели огонек, начали подумывать о горячем чае. «Чаек — это хорошо! — сказал механик. — Чаек — это...» — но он не докончил изречения.

— Льдина по правому борту! — взревел он что было мочи и бросился обратно на лодку. С правого борта на самолет надвигалась мрачная ледяная глыба. Мгновенно экипаж был на местах, забыв и об огоньке и о чае. Вот когда испытывалась материальная часть самолета, которой гордился механик! Моторы запустили в полторы секунды, и лодка отчалила от стамухи, а еще через секунду ледяная гора с грохотом ударилась о стамуху. В воду полетели обломки льдин, вода зашипела, запенилась, молодой радист Костя Токарев закрыл глаза и прошептал:

— Тут бы нам и могила!

Но уже кричал с носа механик:

— По левому борту льдина!

Снова зачалила лодка, выворачиваясь из беды, снова выскочила из ледяных объятий, причем Сбоев успел даже укоризненно сказать механику:

— Всем хороша машина-самолет, да беда — только заднего хода не имеет.

Короче сказать, всю ночь лавировал Сбоев среди плавающих льдин. Только к утру ему удалось причалить к маленькому островку и перевести дух. Целый день на море стоял плотный туман и держал в плену Сбоева. Вечером удалось вырваться.

Вот и все, что узнали мы о ночи Сбоева. А сводка, злополучная сводка Вити Карцева, до сих пор висит в бюро погоды на нашем острове. Витя Карцев сам пришпилил ее к стене, прямо над столом. И синоптики, сменяясь, передают ату сводку друг другу. Она переходит, эта историческая сводка, из зимовки в зимовку, и каждый синоптик, прежде чем дать прогноз, обязательно взглянет на нее и подумает о людях, летающих, плавающих и путешествующих в необозримых просторах Советской Арктики.

1938

Роман впервые опубликован в журнале «Новый мир» за 1955 год, №№ 6, 7, 8.

Рукопись этого незавершенного романа, являющегося продолжением «Моего поколения», была обнаружена после смерти Б. Горбатова в личном архиве писателя. Начало работы над романом, по мнению исследователей, конец 1934 — начало 1935 года. К сожалению, Б. Горбатову удалось реализовать лишь часть широкого замысла о жизни и труде его современников.

Книга рассказов «Обыкновенная Арктика» впервые вышла в издательстве «Советский писатель» в 1940 году. Она включала в себя 18 рассказов, написанных в 1936 — 1940 годах на основании впечатлений, полученных писателем (корреспондентом «Правды») во время зимовки на Диксоне в 1935 году и перелета по трассе Северного морского пути в 1936 году. В последующих изданиях три рассказа («Заболела прачка», «В зимнюю ночь» и «Случай с синоптиком») были автором из книги исключены.

Большая вода. Впервые — альманах «Год XXII», 1939, кн. 16.

Роды на Огуречной Земле. Впервые — журн. «Октябрь», 1937, № 12. В этом же номере были напечатаны рассказы «Дружба», «Веретгыргын» и «Карпухин с Полыньи». Подборка вышла под общим заголовком «Обыкновенная Арктика».

Дружба. Впервые — журн. «Октябрь». 1937, № 12.

Торговец Лобас. Впервые — журн. «Знамя», 1938, № 12, вместе с рассказом «Здесь будут шуметь города...», под общим заголовком «Обыкновенная Арктика».

Мы и радист Вовнич. Впервые — альманах «Год XXII», 1939, кн. 15, вместе с рассказами «Разговор» и «Суд над Степаном Грохотом».