Константин Лебедев - Дни испытаний

— …К ближнему и ненависть к мухам, — серьезно дополнил Ростовцев.

Все дружно засмеялись. Даже Ветров, возившийся с колбасой, потерял свою сосредоточенность и фыркнул. Катя обиженно на него посмотрела. Ростовцев, почувствовавший, что нужно как–то сгладить свое замечание, сказал:

— Наливайте, моя очередь… — Он налил всем собственноручно и продолжал: — Я поддерживаю тост Кати, но без своего дополнения… Вы недовольны? — спросил он, услышав, что его упрекают в повторении. — Тогда я расширю тост. За любовь! За музыку! За искусство!

Несколько примиренная его речью, Катя отказывалась пить. Ее уговаривали, но она не соглашалась. На помощь пришел Ветров.

— Вы, кажется, собираетесь быть врачом? — спросил он.

— Да, после войны.

— Тогда вам надо учиться пить.

— Разве это обязательно?

— Обязательно! — подтвердили в один голос Иван Иванович и Ветров.

Катя снова вздохнула, поднесла ко рту рюмку с видом обреченного и сделала глоток. Поперхнувшись, она замахала руками и расчихалась.

— Не будет из вас врача, — с притворным сожалением констатировал Ветров.

Когда очередь дошла до Тамары, она встала и, спокойно смотря на Ростовцева, с ударением произнесла:

— За дружбу! За хорошую обоюдную дружбу!

Он понял, что это было сказано для него, и потупился. Потом поднял голову и кивнул в знак согласия.

— Хорошо. За дружбу!.. — произнес он и с каким–то ожесточением опрокинул в рот вино.

Постепенно все слегка захмелели, стали разговорчивее и веселее.

Ростовцев первым встал из–за стола. Он подошел к патефону и завел вальс.

— Танцуйте, — сказал он. — Юрий Петрович, Тамара, прошу!

— А ты? — спросил Ветров, поднимаясь.

— Ты же сам запретил мне двигаться. Я буду заведывать музыкой.

Ветров пригласил Тамару вальсировать. От вина у него немного кружилась голова, и он танцевал не совсем уверенно. Тамара с трудом приспосабливалась к его движениям. Ее разгоряченное лицо было совсем рядом, и Ветров невольно любовался ее темными волосами и матовой белизной ее кожи.

«А ведь она красивая», — снова, как тогда в коридоре у ее стола, подумал он и вслух сказал: — Вы очень хорошо танцуете. Я для вас — неподходящий партнер.

— О, нет, — ответила она, глубоко дыша, — у нас не получается потому, что я много выпила.

Тамара улыбнулась, и ему показалось, что в глазах ее появилось что–то особенное. Его вдруг неудержимо потянуло к ней, красивой и гибкой. Он неожиданно привлек ее к себе, но она тотчас же отстранила его.

— Простите, я устала, — сказала она мягко, словно не желая его обижать.

Ветров подошел к Ивану Ивановичу, одиноко сидевшему у отодвинутого в угол стола.

— Скучаете?

— Не так, чтобы очень, но немножко, — ответил Воронов. — Я же говорил, что мне, старику, не место среди вас, молодежи. А вы, дорогуша, тоже что–то невеселы… Все не дождетесь, когда на фронт отпустят?

Ветров помолчал.

— Откровенно говоря, да, Иван Иванович, — сказал он после паузы. — Ведь подумайте: больше месяца все это тянется. Много времени пропадает зря. — Он снова помолчал. — К тому же здесь, чего доброго, еще влюбишься в кого–нибудь, — добавил он, — и тогда — все пропало.

— В кого же? — спросил Иван Иванович.

— Мало ли в кого, — ответил Ветров уклончиво, следя за Ростовцевым и Тамарой, которые о чем–то беседовали друг с другом… — Смотрите, у них, кажется, дело идет на лад, — кивнул он в их сторону. — Я уже давно заметил, что между ними что–то происходит…

— Не слишком ли вы наблюдательны? — упрекнул его Воронов.

— Я? Возможно… Извините, меня, кажется, зовут, — сказал он, увидев, что Ростовцев манит его зачем–то к себе. — В чем дело, Борис? — спросил он, подходя к нему.

— На одну минутку… — Ростовцев взял его за рукав и отвел в сторону. — Мне хочется выпить с тобой, Юрий. Один на один.

— Прости, но я не могу.

— Почему?

— Я уже довольно выпил.

— Погоди… — Ростовцев отошел куда–то и вскоре вернулся с двумя рюмками и нераскупоренной бутылкой. Не обращая внимания на возражения, он откупорил бутылку так, что пробка выстрелила в воздух, и налил рюмки. — Возьми, — сказал он, протягивая одну ему и оставляя другую себе, — возьми и слушай. Это не простое вино, это вино особенное. Оно куплено на деньги Риты. Ты помнишь такую девушку?

— Ну и что же?

— Ничего. Я знаю, что ты ее помнишь. И я знал также, что ты когда–то мне завидовал… Ведь завидовал, сознайся?

Ветров задумчиво рассматривал отражение света от боков хрустальной ножки рюмки. Она была тонкая, тонкая, и лучи, отбрасываемые ею, приобретали сине–фиолетовое сияние. Он ответил не сразу. Качнув отрицательно головой, он произнес:

— Нет, ты ошибаешься. Тогда я тебе не завидовал. Если говорить о зависти, то она, может быть, появилась… сейчас. — Ветров, быстро вскинув глаза, взглянул прямо в лицо Борису. — Именно сейчас… — Он сделал особенное ударение на последнем слове и докончил, слабо махнув рукой: — Но и то потому только, что я немножко пьян. Немножко…

— Все равно, — сказал Ростовцев, не поняв намека, — все равно, мы выпьем эти рюмки. Выпьем только по одной и больше не будем. А это, — он так тряхнул бутылкой, что ее содержимое взметнулось вверх, — это я вынесу на улицу и разобью своею тростью. Разобью вдребезги, чтобы и осколков не осталось. Нехорошо напиваться за чужой счет! Ну, давай же чокнемся.

— За что?

— За что? — переспросил Ростовцев. — За твой тост и за успех твоего дела. У тебя все–таки чертовски хорошая специальность, и сам ты хороший человек. Ты спас меня однажды, и я так хочу, чтобы все, что ты задумал, осуществилось. Чтобы хоть ты победил судьбу, если она меня опрокинет. Поверь, от души хочу, чтобы из тебя вышел настоящий большой человек… Вот мы вместе учились, а ведь до сих пор друзьями не сделались. Но давай условимся: после войны мы должны обязательно встретиться. Обязательно! Дай обещание, что ты ко мне приедешь. И тогда я рекомендую тебя в партию, как мы условились.

— Хорошо, хорошо, — ответил смущенно Ветров, несколько обескураженный его горячей речью, — приеду, коли выживу.

Они выпили.

— Слушай, выйдем на улицу, — предложил Ростовцев. — Там, наверно, очень хорошо. И пригласим с нами кого–нибудь… Тамара, Катя, пойдемте с нами! — позвал он девушек. — И вы, доктор.

Катя с радостью согласилась, а Тамара, которая видела, что Воронову не хочется уходить, наотрез отказалась:

— Идите, а мы с доктором послушаем музыку.

Ветров и Катя вышли. Борис, захватив с собой трость и бутылку, последовал за ними.

— Мы скоро вернемся, — сказал он, с сожалением посмотрев на Тамару.

— Ну, чего вы не пошли, дорогуша, — мягко сказал Иван Иванович Тамаре, когда они остались вдвоем. — Шли бы за ними, а я бы и один посидел. Стоит ли из вежливости жертвовать своим удовольствием?