Леонид Пасенюк - Люди, горы, небо

— Тебе чего? — прямо спросил Потапов. — Ты здесь зачем?

— Да вот харьюзов бы половить, Прокопыч, — заискивающе сказал Ванек. — Харьюза в этом месте на удочку во как клюют, в самом омуте.

— Ну и лови себе… на удочку. Только меру знай.

— Дак вы тут… где самый клев. Посторонились бы…

— Вот припекло тебя с клевом–то…

Своими силами, не запуская машину, оттащили катер немного назад.

Хариусы здесь действительно клевали активно: через полчаса штучек пять у Ванька уже_ набралось сизо–зеленоватых, осанисто–удлиненных красавцев.

— Могу на уху подкинуть, — предложил он, источая подозрительно добрую улыбку.

— Да нет, спасибо, — отказался Потапов. — Припозднился малость, мы уже откушали.

Шумейко сказал ему на ухо:

— Смотрите–ка, всю протоку перегородил лодкой! Похоже, опасается, как бы вверх мы не проскочили.

— Да, да, да, — закивал Потапов не совсем уверенно. — Думаете, кто есть там, в протоке?

Шумейко двинул плечами тоже неуверенно.

— Надо бы взглянуть. Пойдем пешечком, вроде за смородиной… Или что тут еще подходящее созрело?

— Не продеремся, — сказал Потапов, без проволочек, с полунамека включаясь в игру на обман Ванька. — Денисыч, ты не пойдешь с нами тут поблизости — за черной саранкой?

— Да нет, — отозвался Гаркавый, — я тут винт посмотрю, что–то тяжело прокручивается.

— Жаль. Клубни саранки, слыхал я, для сердца пользительны, опять же снотворное… А Сашка?

— Он подмогает мне, один–то я не управлюсь, тут придется в воду лезть.

Потапов и не настаивал: разговор велся лишь для отвода глаз. Правда, он еще посочувствовал Ваньку:

А раненько тебя леший поднял. Еще до свету. Поселок–то не близко.

Я и не ночевал в поселке. Тут к дядьке заглядывал в Белые Кусты, выпил там маленько. Вечерком к Кумушке спустился, гольца поудил, ушицу сообразил.

— Был, значится, и в Кумушке?

Не‑е… В Кумушке я не был, а вот близь нее… Там и заночевал. Мотор ваш слышал… как тарахтели…

Нетерпеливо поджидая помощника, Шумейко прикинул в уме: «Был, видно. Да и не один. А для объективности даже ориентир дает — не в самой Кумушке, а неподалеку. Ну да ладно, что гадать!»

Нарвали они черной саранки — цветов отменной прелести, жгуче–коричневых с чернью — для супруги Потапова; полакомился Шумейко и красной смородиной, хотя взбираться за ней пришлось чуть ли не на кручи поднебесные; но если солнце над нею светило прямо, ничем не затеняясь, в терпком ее соку заметно прибавлялось сахару. Вот и выискивал Шумейко такие освещенные выступы скал. Так шли они, все дальше пробираясь вверх по протоке и с лобастого валуна заметили наконец: взблеснула вдалеке слюдинками ячеи только что вытащенная из воды сетка, искристо вспыхнуло на солнце весло.

— Ну вот и гости, — удовлетворенно сказал Шумейко — Этот Ванек, он куда–то ездил, быть может даже в Белые Кусты за водкой, а тут напоролся на нас. В протоку ему нельзя — мы не пустим, да и не наводить нее на след. Вот он и заюлил там, выжидает, хариуса удит.

— Пожалуй, что и так, — ответил, запыхавшись, Потапов, однако идтить нам по дебрам–швабрам тяжеленько, а еще сколько телепаться. Комар тут, едри его в корень…

Выказав некоторое недовольство, он все же поплелся за старшим. Потом вроде полегчало: запрыгали под уклон… то все вверх, за смородиной, а теперь как раз к случаю под уклон, причем не плутая, ориентир верно засекли. Словом, Потапов потел, пыхтел, но помалкивал: служба, куда денешься?..

Вот так, молчком, они пересекли скалистые увалы, затем частую щетку ивняка и неожиданно спрыгнули с берегового, невысокого здесь откоса чуть ли не в лодку браконьеров. Те растерялись — в лодке лежало десятка два нерки, — да и сами инспектора, на что уж были готовы к встрече, несколько опешили. Браконьеров было трое ну, ни удрать им, ни в драку вступать. Только глазами помаргивали. Била хвостом, нарушая установившееся молчание, крупная рыба, взбрызгивала веером жижу.

Потапов опомнился раньше всех, вошел в роль, сводившуюся в основном к тому, что он вроде как и не ради охраны рыбы сюда явился и тем более без намерения кого–либо обидеть штрафом, нет, а просто потолковать на разные житейские темы, бывальщину рассказать, кто с кем спал, кто кому в рыло съездил, — это был его метод, уже раздражавший Шумейко: чего там, в самом деле, развлекать браконьеров побасенками!

Да и вынужденно наказывая, Потапов изо всех сил старался выглядеть этаким радетельным папашей. И сетку, бывало, отберет и за плечи обнимет, спросит (если незнакомец), кто вы, как фамилия (хотя уже записал), где работаете, сколько детей, где работает жена и работает ли она вообще.

Формалистом быть, ну, чистым сухарем ржаным тоже нельзя. Шумейко знал и ненавидел бюрократию по личному житейскому опыту, потому он и не возражал против нудной трепотни Потапова. Но и добросердечие должно иметь границы, особенно если не упускать из виду, что браконьерство на реке все границы уже перешагнуло!

Итак, в лодке сидели двое пожилых поселковых мужичков, Потапову хорошо знакомых, и один молодой, видно из приезжих.

— Придется платить, — сказал Шумейко, перебивая коллегу: побасенки грозили затянуться до бесконечности. — По червончику за каждую рыбу. Как гласит закон…

Мужички всполошились; только молодой сидел неподвижно, ни словом, ни взглядом не реагируя на разговор: молча изучал мозоли на руках, какую–то из ладони занозу выковыривал.

— Дак это что ж… — дернулся один, почище видом, похоже, выбритый еще с вечера. — Грабиловка настоящая, Прокопыч? Сейчас, значит, на реку совсем не моги?! (Упорно не могли дойти до них дух и буква строгих по реке запретов, черным по белому написанных инструкции; а ведь их же дети эти самые инструкции раз от разу срывали со всех щитов.) Кому какое дело? В речке кто хошь лови, здесь искони так заведено.

— Искони заведено, — хмыкнул Потапов. — А давно ты, Семен, на Камчатке?

— Да хоть бы и недавно. Рыбку–то все мы любим, — отмахнулся Семен. — Я так понимаю, вот рыборазводный завод — это запретная зона. — Это государство. А речка — она от бога, кто хошь лови…

Шумейко решился укоротить бойкие замашки браконьера:

— Но ведь мальков завод выпускает не куда–нибудь еще, а именно в реку. И рыба, которую вы сплошь и рядом вылавливаете, она не всегда, так сказать, от бога, а уже немного и от человека. Госрыборазводная. Государственная, проще говоря…

Это был убедительный резон, по крайней мере ровно настолько, сколько шло сейчас в реке лососей, выросших из мальков именно здешнего рыборазводного завода.

Потапов огорченно помялся, развел руками, крякнул (а что, мол; попляшешь?):

— Н‑да, мужички… Как оно промеж нас говорится, даром за амбаром, а тут денежку гони…