Иван Филоненко - Земные наши заботы

Дело в том, что здесь интенсивное ведение хозяйства — на многих землях научились получать по два–три урожая в год, и не только кормовых культур, но и зерновых. Если в других местах вспахали по весне, посеяли, осенью убрали урожай — и все, то тут одно и то же поле за лето несколько раз вспашут, несколько раз посеют и уберут, чтобы осенью снова вспахать и посеять озимые. Не только рядовые хлеборобы, но, случается, и опытные агрономы устают от такой круговерти: то ли дело в северных районах, где один раз отсеялся — и все, а тут пашут да сеют, пашут да сеют, словно в один год сразу три втиснуты. Хоть до моря тридцать минут езды и у многих есть мотоциклы и машины, однако за лето все, бывает, ни разу не искупается человек.

А село, надо сказать, красивое. Есть в нем все, что нужно человеку: и лучший в районе Дом культуры с вращающейся сценой (так что и театральные коллективы приезжают сюда частенько), и музыкальная школа, и просторная средняя школа, и светлый детский комбинат, и не менее уютный Дом для престарелых, и филиал службы быта, почти все улицы покрыты асфальтом, озеленены и освещены. Так что нет вроде бы причин, которые обычно побуждают к миграции, к поискам лучшего.

В Чулаковке остаются многие выпускники школы, в село возвращаются парни из армии, приезжают на постоянное жительство из западных трудоизбыточных областей. Есть каждый год пополнение, и немалое. Но я бы пошел против истины, если бы добавил к этому фразу, которая так и просится: мол, никто из села не уезжает и не думает уезжать. Уезжают, и не только на учебу, не только после школы, и переселенцы не все оседают, хотя и дают им ключи от отдельного дома в день приезда: приехал — поселяйся, живи, работай. Работы хватает, заработки хорошие. Но нет свободной минуты для отдыха, особенно у животноводов. Труд «от зари до зари» утомляет людей, даже влюбленных в свое село.

Вот и собеседница моя, увлеченно рассказывавшая о родной своей Чулаковке, вдруг вздохнула, словно что–то неприятное вспомнила, и сказала:

— Жизнь–то нынче хорошая. А вот, видно, дурная такая натура: наелись, напились, теперь и понежиться захотелось. Хочется пожить так, как в городе, чтобы работать по часам, чтобы отработал свое и — бултых в море. — И попросила меня: — Так что при случае, если встретишься с каким большим начальником, который планы утверждает, то скажи ему: по–городскому, мол, им дюже жить хочется. И еще скажи, что дома в планах своих может оставлять деревенские, но чтобы в них не только на ночлег люди возвертались.

Не тут ли, не в условиях ли труда кроется главная причина продолжающегося оттока? Спросил об этом у председателя, которому только что два заявления о приеме в колхоз супруги вручили. Правда, едва супруги за порог, вошла другая пара — с заявлением об уходе из колхоза.

— Так оно и есть, — проговорил задумчиво председатель, — чем меньше людей, тем больше у них нагрузка. А чем больше нагрузка, тем меньше согласных нести ее. Стараемся переложить тяжесть на плечи машин и механизмов, да все как–то неловко получается. То вовремя переложить не успеваем, то механизмы капризничают: одно не так спроектировали, другое не так смонтировали, третье вовсе противоречит той технологии, какая предусмотрена проектом. И на всех фермах, введенных в строй всего лишь год–два назад, можно видеть, как местные умельцы что–нибудь переделывают, выламывают, упрощают, иначе доярки отказываются работать, а коровы — давать молоко.

В поездке по району я всюду натыкался на «демонтаж» привязного устройства на фермах. Не знаю, как его назвали конструкторы и проектировщики. Это своего рода автоматические клешни, охватывающие коровью шею наподобие хомутов, выполненных из металла. По идее они должны работать так: когда надо выпустить коров на прогулку или выпас, доярка нажимает кнопку — и все эти клешни раздвинутся, коровы освобождены. А как их «привязать», когда они с прогулки вернутся? По той же идее все стадо должно разойтись по стойлам, каждая корова сунуть голову в эти клешни — и доярке остается лишь нажать кнопку, чтобы все хомуты «засупонились». Но так как сами коровы не снабжены пока еще автоматическим устройством, то исполнение вроде бы несложных движений проходит без должного автоматизма, а то и вовсе отказываются исполнять. И приходится не всех разом, а каждую корову в отдельности понуждать в клешню голову сунуть, потом засупонить, но уже не с помощью кнопки, а обрывком проволоки. Однако операция эта не под силу женским рукам, надо на открутку и закрутку звать мужчин, у которых тоже не очень проворно это дело получается.

Надоело животноводам вот так «запрягать» и «распрягать» коров, развернули повсюду борьбу за ликвидацию привязного автоматического устройства. И я уже знал: где с фермы доносятся громкие выражения в адрес «шибко ученых людей», там идет реконструкция — оборудуют стойла обычными привязными цепочками. Несколько раз и мне доставалось: мол, одни изобретают и диссертации на этом защищают, другие пишут и хвалят, не имея должного понятия о том, что хвалят. Поэтому обстоятельного разговора на фермах не получалось.

Почти в каждом хозяйстве реконструируются или строятся новые фермы. И всюду, как ни странно, проектировщики «ведут поиск», всюду строят и гадают: получится или не получится? Чаще всего — не получается.

По этому поводу один председатель колхоза спрашивал:

— Скажите, зачем в каждом хозяйстве выдумывать велосипед? Сейчас ведь как: сколько новых комплексов, столько и разных технологий…

— Я слышал другое: сколько ученых, столько и технологий.

— Так оно и есть… Однако колхозы — не опытный полигон. Спрашивается, почему бы не унифицировать и сами комплексы, и их оснастку? С поправками, конечно, на толщину стен для холодных и южных зон…

Помолчал председатель, вздохнул, добавил:

— Думаю, можно. А что нужно, так в том и сомнений нет. И тогда изготовление и начинку комплексов можно поставить на поток. Прекратятся великие мучения хозяйственников. Собирай — и только. Надо уму–разуму поучиться? — поезжай к соседу, у которого комплекс уже действует. А то сейчас и поучиться не знаешь куда кинуться, у всех все по–разному. У всех — уникальное, в единственном роде. Одно только роднит всех — продуктивность и производительность труда не хотят повышаться. Повышаются убытки и себестоимость…

А все это происходит потому, что уникальное, сложное оборудование, каким ныне начиняются громоздкие животноводческие строения из железа и бетона, напоминающие ангары в аэропортах, ведет к повышению стоимости объекта. И делается это не без умысла. Как известно, чем дороже объект, тем большую мзду получает проектная организация на положенные ей проценты от общей стоимости данного сооружения.