Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3

Салазкин. Пусть Укропов снимет галстук. Сам не умею… мне душно.

Укропов. Иди ты к черту… Нет у тебя к людям мягкого подхода.

Вавочка. Женя, бери меня за талию. Танцуем медленный. Ты будешь женщина. Иди за мной.

Танцуют.

А Лев Порошин… вы слыхали? Нашел какую-то фактическую неточность в теориях Эйнштейна. Без пяти минут доктор.

Саня. Слыхали, слыхали…

Вавочка. А Зина, между прочим, родила ребеночка… двухмесячный.

Фиса. Не плети. Родила двухмесячного?

Вавочка. Ничего я не плету. Ему сейчас два месяца. По-моему, они с Каплиным живут терпимо, хоть в письме что-то проскальзывает.

Саня. Проскальзывает… Если бы…

Фиса. Пойдем и мы танцевать, Егор… не куксись.

Укропов. Пойдем. Вот люди. И в университете с ними было одно мучение.

Вавочка. Не плачь, Егор, мы разведчики.

Укропов. Чего?

Вавочка. Будущего.

Танцуют. Салазкину трудно танцевать в чужом одеянии. Душит галстук, который он затянул. Сползают брюки.

Женя, не становись мне на ноги.

Салазкин. Прости. Я расстроен.

Танцуют.

Укропов. Каплин будет выдающимся советским ученым. А Зина будет вечно подавать надежды.

Саня. Плохо ты знаешь жизнь, Укропов… или закрываешь глаза.

Танцуют.

Вавочка. Что с тобой, Женя? Зачем ты выпячиваешь живот?

Салазкин. Брюки не по мне… они скользят.

Вавочка (перестает танцевать). Нельзя же так, Салазкин. Тебя никто любить не станет. Оделся, похож на человека, и нате вам. Уходи. Завяжи их как-нибудь. Срам, честное слово.

Фиса. Женя, садись… Прошу к столу. А то у меня горячее… перепреет.

Томаз. Прекрасные слова.

Все садятся за стол.

Укропов. Выпьем за отсутствующих. За Ивана Каплина и за его супругу Зину. Тем более что она теперь стала счастливой советской матерью.

Фиса. Правильно, Егор, за счастливое материнство.

Саня. Да, может быть, и счастливое, но не во всех случаях. У Егора все обтекаемо. Мать… значит, счастливая, раз она советская. Но Зина чуть не прибила Каплина. Как удержалась — не помнит. Письмо со мной в сумочке. Сейчас прочту… Вавочка, дай-ка сумочку.

Затемнение

В комнате Зины и Каплина. Иванлежит на тахте вниз животом над своей растрепанной тетрадью. У него хорошее настроение. Он насвистывает «Голубую рапсодию» Гершвина. Входит Зина.

Иван. Зинок, можешь меня поздравить. Мишка приволок мне «Голубую рапсодию» Гершвина. Ты слышишь?

Зина. Голубую. Да, наверно. Прости.

Иван. Я, конечно, очень люблю добрую старую музыку, в особенности Баха. Но я все больше и больше начинаю проникаться современными звучаниями, если можно так выразиться. Я ждал эту рапсодию почти год. Мишка крутил мне голову. Прижимистый, подлец. Теперь она в моих руках. Играет Бостонский оркестр [43] «…Бостонский оркестр, который мы слышали с тобой в Москве в Зале имени Чайковского». — Первый концерт Бостонского симфонического оркестра США состоялся в Москве 9 августа 1956 года в Зале имени Чайковского. , который мы слышали с тобой в Москве в Зале имени Чайковского. Ты должна помнить.

Зина. Иван, я сейчас ничего не помню. Ты страшный человек!

Иван. Я?.. Отчего же я такой?

Зина. У нас ребенок умирает… какая мне рапсодия. Будь она проклята… Ты забыл о сыне… Ты никого не любишь, кроме своих уравнений и рапсодий. Я — одна.

Иван. Зина, ты абсолютно неправа… Зинок.

Зина. Отойди!

Иван. Зина, возьми себя в руки.

Зина. Отойди, Иван.

Иван. Дети всегда болеют. Нельзя поэтому терять рассудка.

Зина. Дай чего-нибудь… воды, что ли.

Иван. Тебе самой надо лечиться.

Зина. Хорошо, потом поговорим. (Про себя.) Что же мне предпринять?

Иван. Собери консилиум. Так всегда делают.

Зина. Консилиум не поможет. Иван, я не вернусь сегодня. Ночую в больнице. Завтра тоже. Устрой мне отпуск за мой счет. Все. Я ушла. (Уходит.)

Иван. Возможно, я, действительно, того… Все горе в том, что он у нас один. Я у матери был шестым. Мы чересчур чувствительные… Дети должны болеть. Это необходимо. Что-то очень часто стала взрываться Зинаида…

Без стука входит Мишка.

Мишка. Здорово, Ваня.

Иван. Здорово, Миша.

Мишка. Пробовал?

Иван. Не дали.

Мишка. Кто?

Иван. Супруга.

Мишка. Почему?

Иван. Истерика.

Мишка. Понятно.

Иван. Рано мы женимся, Мишутка.

Мишка. Необходимо предварительно крепко погулять.

Иван. Дело не в этом. Я — плохой гуляка. Выбор делаем скоропалительно.

Мишка. Тоже аксиома.

Иван. Зина отличный человек, но слишком сложный… с максимальными требованиями.

Мишка. Со сложными — одна беда.

Иван. У тебя тоже сложно?

Мишка. Грызет.

Иван. За что?

Мишка. За то, что принимаю…

Иван. Понятно.

Мишка. А тебя за что?

Иван. Она не грызет.

Мишка. А как же?

Иван. Взрывается.

Мишка. Может быть, примем? Я сбегаю.

Иван. Даже неприятно… Сейчас такое мне показалось, что высказать боюсь. У нас плохо с мальчонкой. Дети должны болеть. Им это полезно на будущее. Ей кажется, что непременно умрет. И ты уже не должен ни о чем другом думать.

Мишка. Все они… Сбегать?

Иван. Ты понимаешь, Мишка, я ей вполне сочувствую. А она способная, аккуратная, точная… Мишка. Ну да, как все женщины.

Иван. Именно.

Мишка. Сбегать?

Иван. Пожалуй, да. А то неважно как-то на душе.

Мишка. Душа… она ведь!.. Я мгновенно. (Уходит.)

Иван запускает музыку. Идет «Голубая рапсодия» Гершвина. Иван ложится на тахту. То слушает и как бы видит музыку, то углубляется в тетрадь… Вдруг подымается на колени, не отводя глаз от тетради. Долгий вздох облегчения. Соскакивает с тахты и начинает беситься, как бесятся от радости. Стук в дверь. Открывает. Приносят телеграмму. Принимает. Читает. Широкая улыбка. Кому-то машет телеграммой, как платком, в знак приветствия.

Мишка (входя). Что с тобой, Ваня?

Иван (останавливает музыку). Слушать музыку и разговаривать — профанация. Не знаю, как совпало… а может быть, толчок дала и музыка… но я сейчас доконал-таки секрет закона соединений группы молекул, о которых мы не раз с тобой толковали.