Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3

Укропов. Ты это вычитываешь или выдумываешь?

Салазкин. Припоминаю.

Укропов. Для чего?

Салазкин. Для того чтобы понять, как проявляется воля у твоей жены.

Укропов. Как же она проявляется?

Салазкин. Твоя жена уверена, что ты отъел хвост у поросенка. Это уже характер.

Укропов. Возможно. Изреки еще что-нибудь.

Салазкин. Хорошо ты устроился, братец. Дачка — что надо.

Укропов. Что — дачка? Ерунда. Одни гнилушки.

Салазкин. Эти гнилушки нас с тобой переживут… ибо, заметь, гниение тоже жизнь, но в обратную сторону.

Укропов. Умный ты, стервец…

Салазкин. Нет, Егор, я дурак. Умные помалкивают. А я болтаю. Сказал тебе о Фисе, ты омрачился. Лучше бы смолчал.

Укропов. Что с тобой поделаешь. Ты всегда говоришь правду. Салазкин, почему я к тебе привязан? Наша Санька идиотка. Я тебя понимаю. Она — нет.

Салазкин. Не она идиотка. Я идиот.

Укропов. Крепко. А почему, Женечка, ты идиот?

Салазкин. Потому что мало-мало подучил кибернетику и давай ее приклеивать к человеку. А человек не кибернетика. Что там ни говори, он — мера всех вещей.

Укропов. Женька, да ты перерождаешься. Определенно.

Салазкин. Нет, Егор, взрослею. Это серьезней.

Лай собак.

Салазкин. Гость ползет.

Укроповуходит.

Должен быть хвост у заливного поросенка или не должен? Вот кретин, ничего не знаю.

Входят Укропови Томаз.

Здорово, Томаз.

Томаз. Я тебя приветствую.

Салазкин. Настроение неважное?

Томаз. Кто тебе сказал?

Салазкин. Не брит… и весь фронтон не тот.

Томаз. Ты у нас часто бреешься.

Укропов. Томаз не в форме. Это видно. А почему? Неправильно живет. Неправильно, Чебукиани.

Томаз. Знаешь что?.. Побереги свои наставления для кого-нибудь другого. Теперь я буду жить правильно. Никто не будет угнетать вашу обожаемую Вавочку. Вы слышите? Со мной нет больше Вавочки! Вавочка ушла к Ивану Каплину.

Салазкин. К Ивану уйти нельзя. К нему можно уехать.

Томаз. Хорошо, скажу — уехала. Это меняет дело?

Салазкин. Меняет определенно. Если Вавочка уехала в Сибирь, то ты имеешь все основания считать себя вдовцом.

Укропов. Это твой позор, Томаз… твой.

Томаз. Я хотел иметь жену, а не модель жены. Почему ей со мной не сиделось? Почему она металась из стороны в сторону? Я же ее люблю.

Укропов. А вот это, Чебукиани, тебя определенно украшает.

Томаз. Скажи, Салазкин, — ты всегда отличался остротой анализа, — скажи что-нибудь для моего утешения.

Салазкин. Для твоего утешения я могу сказать то же самое, что сказал Карл Маркс. Даже и в коммунистическом обществе будет трагедия неразделенной любви. Успокойся, ты переживаешь такую трагедию.

Томаз. Очень приятно. Я возьму бревно, ударю тебя по голове и скажу: ты сейчас переживаешь сотрясение мозга.

Салазкин. Пострадай, Томаз. Все великие люди страдали.

Томаз. Но я не великий человек. Я маленький человек и хочу одного: жить по-человечески.

Салазкин. А теперь, Томаз, я скажу очень важную вещь и притом вполне серьезно. Нам с тобой надо сделать много усилий, чтобы научиться жить по-человечески. Жить по-человечески — означает высший порядок в отношениях, и в особенности в отношениях с женщиной. Не все условия пока для этого созданы, а во-вторых, и мы с тобой не вполне подходим для этих условий. Укропова я исключаю. Он считает, что давно живет по-человечески.

Укропов. Умница, стервец. Злой, но рассуждает по-советски.

Томаз. Мой дядя Самсония…

Укропов. Опять дядя Самсония?

Томаз. Он умер. Он часто говорил мне: «Женись здесь. Не женись там».

Укропов. Ерундовое завещание.

Томаз. Уеду в Тбилиси. Там у меня двоюродный брат, моих лет. Он имеет выдающиеся труды по кибернетике. Я пойду по его стопам.

Салазкин. А что? Из тебя может выйти последователь двоюродного брата.

Томаз. Там для меня найдется одна девушка, какая мне необходима.

Салазкин. Нет, Томаз, какая тебе необходима, не найдется.

Томаз. Все решено!

Лай собак.

Салазкин. Укропов, гость ползет.

Укроповуходит.

Томаз. Женя!

Салазкин. А?

Томаз. А если она вернется?..

Салазкин. Надежды от реальности отличаются тем, что они имеют склонность не сбываться.

Томаз. Ты прав. Она не вернется. Я был по отношению к ней глубоким негодяем.

Салазкин. А самобичевание есть признак незрелости. Томаз, ты имеешь все возможности дозреть.

Томаз. Уйди! Тебе бы только смеяться… На себя посмотри.

Салазкин. Томаз Чебукиани! Я совершенствуюсь. Давай вместе совершенствоваться.

Входит Саня. В руках большая картонка. За ней — Укропов.

Укропов (зовет). Фиса! Сюда, скорее. Тебе привезли обещанный подарок.

Саня. Здравствуй, Женька.

Салазкин. Здравствуй, Саня.

Укропов. Клянусь… Томаз, ты посмотри на их лица… Клянусь, между ними что-то произошло.

Саня. Что-то произошло с Томазом. Томаз, но дай же руку, я по тебе соскучилась. Что с тобой?

Томаз. От меня ушла Вавочка.

Саня. Давно пора.

Томаз. Разве я не любил? Я любил ее, как богиню.

Укропов. А любовью надо дорожить, товарищ Чебукиани.

Саня. И очень верно говорит. Не умеем дорожить друг другом.

Укропов. Он так ею дорожил, что в последнее время стал держать ее на запоре.

Саня. Дикарь.

Томаз. Спасибо.

Саня. Не за что.

Входит Фиса. Саня передает ей картонку.

Фиса. Саня… душечка! (Убегает с картонкой.)

Салазкин. Саня, пройдись.

Саня. Пожалуйста.

Салазкин. Я дикарь, а не Томаз.

Саня. Молодые люди, вы производите комическое впечатление. Особенно Томаз.

Томаз. Я по-настоящему страдаю.

Салазкин. Страдание — процесс необратимый. Я все, что во мне имелось, выстрадал.

Саня (не слушая). Сосны… шишки… осень… облака… Наконец я дома!

Укропов. Похвально.

Саня. Что — похвально?

Укропов. Что в тебе развито чувство советского патриотизма.

Саня. Ах, Егор, ну почему ты такой выструганный! А впрочем, и это тоже наше. Наконец я дома!