Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3

Притчард. Математика не ужас, а художественная работа с очень твердым материалом, мисс… (Эйнштейну.) Я страшно сомневаюсь в этих уравнениях.

Эйнштейн (почти восторг). Это безумно интересно! Вы сомневаетесь! Простите, дорогой мой, я представлял вас вполне законченным, а законченные люди в большинстве — недалекие. Вот видите, как плохо я о вас думал.

Притчард. Моя беда в обратном… Я ни на чем не могу остановиться.

Эйнштейн (живо, с весельем). И не останавливайтесь! Если я что-нибудь сделал для науки, то только потому, что сомневался и ни на чем не мог остановиться. И до сих пор остановиться не могу. А кажется, пора бы… Как?.. Пора?.. Или потяну еще?

Фей. Неужели вам нужны комплименты?

Эйнштейн. Нужны. Я, конечно, знаю, на что способен, но хочется услышать и от других. В особенности от таких, как вы.

Фей. Я не скажу вам ничего. Пусть это сделает мистер Притчард. Он смотрит на меня с ненавистью. Он уже ревнует.

Притчард (чуть задет). Мы незнакомы…

Фей. Зато я знаю вас. Вы же звезда. Вас показывают на экране. И вы там выглядите обаятельнее всех киноактеров мира и еще разочарованным.

Эйнштейн (счастлив). Вижу, пора вас познакомить. (Притчарду.) Моя новая приятельница… Мисс…

Фей. Мисс Фей.

Притчард. Фей… Это красиво… Поэтично…

Фей. «Фей» — это старая обувная фирма. Я, как говорится, отпрыск древнего рода средних богачей Америки… А вы супермен и душка.

Эйнштейн. Вы на нее не обижайтесь. Она называет меня «господином великим человеком», я не обижаюсь. Так как же с вашими уравнениями? С удовольствием послушаю, в чем вы сомневаетесь. Готов поспорить.

Фей. Затеять здесь ученый диспут было бы восхитительно. Но сейчас начнутся танцы. Вас затолкают. Знаете что? Пойдемте отсюда. Вашего отсутствия никто и не заметит. Это даже сделает вам рекламу. Поехали. Захватите вашего последователя, который молится на вас. И пошли отсюда.

Эйнштейн. По-моему, неловко.

Фей. Вам все сойдет, раз Дизи назвал вас гением. Он действительно друг президента.

Притчард. А куда же вы хотите ехать?

Фей. К Адамсам. (Эйнштейну.) Там вы увидите настоящую Америку.

Эйнштейн. А здесь разве не Америка?

Фей. Настоящая Америка не состоит из одних миллиардеров. Их очень мало. Поехали к Адамсам.

Эйнштейн. Если разрешите, мы это сделаем в другой раз…

Фей. Тогда пошли в сад. (Берет Эйнштейна и Притчарда под руки.)

Все трое незаметно уходят.

Старые деревья. Беседка. Из освещенных окон доносится музыка. Фей, Эйнштейни Притчардидут молча.

Фей. Вот видите. Я ошиблась. Вместо танцев гостей решили услаждать Моцартом.

Притчард (останавливаясь). Почему вы даже о Моцарте говорите с иронией?

Фей. Потому что мне смешно, когда в этих домах подражают венской аристократии прошлого века. (Эйнштейну.) Сегодня я прочла в одном журнале массу небылиц про вас. Но то, что вы любите музыку, конечно, правда?

Эйнштейн. Правда.

Фей. Мы жить не можем без сенсаций. Там написали, что вы играете на скрипке.

Эйнштейн. Тоже правда.

Фей. Тогда, быть может, правда, что вы романтик… или мистик. Вы уединяетесь со своей скрипкой, выбираете для этого старинные храмы, играете с нажимом…

Эйнштейн (смеясь). Ах, негодяи! Так и написали «с нажимом»? Это надо учесть на будущее… Но как они все это узнают?.. Романтик — может быть. Мистик — нет… Скрипач… немного… Моцарт для меня… этого мне и не выразить никогда… Для меня Моцарт сливается с теоретической физикой. Там беспредельность высшей математики, как беспредельность высших музыкальных построений. Работы Антуана Притчарда покорили меня своей красивой логикой. Это уже эстетика, нечто бесконечно прекрасное в мире познания. Словом, я не умею говорить, но гении музыки стоят рядом с гениями физики.

Притчард (по-итальянски). Тогда вы Моцарт современной физики.

Фей. Не понимаю.

Притчард. Моцарт — это чудо гениальности.

Эйнштейн. Весьма польщен, но этого Моцарта на всем земном шаре понимает не более тридцати человек.

Фей. Больше. Тысячи. В том журнале написано, что теперь вас понимают отдельные студенты, а еще недавно вашу теорию понимали лишь тринадцать человек в мире.

Эйнштейн. Когда-то человек не мог посчитать своих овец. Арифметика была для него той же теорией относительности…

Притчард. А теперь сообщения огромной важности могут быть сделаны одним звуком, одним тире…

Пауза. Появляется Байрон.

Байрон. Эй, вы! Как вы называетесь? Высший свет, кажется? Элита! Мне хочется вас повеселить. Мистер Гитлер забирает Чехословакию. Мистер Гитлер сейчас по радио кричит об этом на весь мир. Русские проводят большие маневры противовоздушной обороны. У них в Ленинграде полное затемнение. Развеселил я вас или нет? Вам нравится делать вид, будто вы упиваетесь этой дохлой музыкой. Доброй ночи! Гитлер живет по ту сторону земного шара. А мы здесь сами! Мы элита! (Уходит.)

Эйнштейн (Фей, Притчарду, тревожно). Кто этот господин, почему он так ведет себя?.. Ему можно верить?

Притчард. Я не знаю.

Фей. Он из богатого дома… Назвался Байроном… бросил вызов обществу. Буря в стакане воды. Но вещи говорит всегда серьезные.

Эйнштейн. Если правда, что они проглотили Чехословакию, то надо кричать.

Фей. Пусть кричит мистер Гитлер. Не унывайте. Наш бал в разгаре. Розовый шелк переливается, как в раю. Или вам уже не кажется наш мир розовым?

Эйнштейн (с болью). Миссис… мисс, простите, я плохо говорю на американском языке, но несчастье на всех языках есть несчастье. Гитлеровскую войну может предотвратить только всемирное стихийное бедствие.

Фей. Американский язык забыл слово «несчастье». Здесь не любят уныния.

Крадучись, подходит король шляп. Следом идет Меллингенпод руку с сенатором.

Король шляп. Мистер Эйнштейн, разрешите пожать вашу руку. (Пожал.) Вот и все… Видно, вас расстроил этот несчастный тип.

Эйнштейн. Несчастный — может быть, но тип — не думаю… По-моему, он очень умный человек. Вы поняли, что он сказал?

Король шляп. Мистер Эйнштейн, бросьте политику. Пусть политикой занимается наш умный папа в Белом доме. (Очень быстро оглядывается на Меллингена).