Борис Изюмский - Путь к себе. Отчим.

Виталий Андреевич усмехнулся, с признательностью подумал сейчас о жене: «Все-таки важно иметь надежный тыл».

Он открыл роман Эрве Базена «Ради сына». Роман этот в прошлый раз «не пошел», а сейчас вовсе раздражал: какая-то чудовищная патология. Призыв во имя сына к унизительной жертвенности, попиранию собственного человеческого достоинства. Он захлопнул книгу. Нет, отношения должны строиться на совершенно иной основе.

Мы долгие годы были под гипнозом фальшивой уверенности: «Все для детей. Наша жизнь — им». Но почему так, а не наоборот? Подросшие дети не меньше, а, может быть, даже больше обязаны заботиться о родителях. Сережа должен стараться, чтобы лучшая вещь была куплена прежде всего маме, лучший кусок за обедом достался ей, чтобы она отдохнула, а он за нее поработал… И так из поколения в поколение.

Вчера Сережа нагрубил матери. Виталий Андреевич сказал:

— Ты не прав.

Сережа, опустив голову, молчал. Позже признался:

— Ты еще плохо понимаешь мой характер. Я вот и вижу — не прав, а не могу подойти извиниться… Ни за что! Прямо не знаю, что со мной творится?

— Но ведь надо когда-то улучшать свой характер!..

— Надо…

Виталий Андреевич пошел в комнату, разыскал сигареты и снова возвратился на балкон.

«Ну хорошо, он назвал меня отцом, — думал Кирсанов. — Это очень приятно… Но семью-то надо возводить… Я уже потерпел горестный провал однажды, так неужели это ничему не научило?»

Первая семья у Виталия Андреевича не сложилась и, хотя просуществовала довольно долго — тринадцать лет, распалась, как ни оттягивал он этот трагический конец.

Его первая жена, Валя, была красива, неглупа и, как позже подтвердила жизнь, стала хорошей женой другого человека. Виталий Андреевич не раз думал: почему она избрала сначала именно его? Ей, видно, хотелось полюбить, она мечтала полюбить, и вот такая возможность, как она решила, появилась. Валя щедро наделила Виталия всеми идеальными качествами, искренне верила в свое чувство, но, по существу, по самому глубокому существу, чувство это было придумано и потому непрочно.

Им обоим не хватало выдержки, терпения складывать семью, истинного желания делать это. Не хватало усилий стойко преодолевать изнурительные мелочи совместной жизни. Они не понимали, что опаснее всего доводить мелкие «пограничные конфликты» до взрывов, а болезнь ссор загонять внутрь, не знали или не хотели знать, что нет ржавчины опаснее ржавчины мелочности, что надо уметь в чем-то и поступиться — вкусами, привычками, порой промолчать; ничего не делать назло, день за днем крепить отношения, а не рушить неосторожным словом или поступком.

Процесс этот долгий и нелегкий. Но если подобное желание в тебе прочно, ты будешь терпимее, будешь опираться на благородные чувства и доверие.

Как часто затянувшаяся игра в «кто главнее» приводит к печальным результатам.

Какая цена любовному щебету, если он легко сменяется оскорблениями? Что пылающая страсть, если нет готовности и умения преодолевать утомительность будней, подставлять плечо спутнику жизни, ценить его внутренний мир!

Да и мать Вали — женщина властная — внесла немалый вклад в развал, прибрала к своим рукам их сына Василия, отрешила его родителей от забот о нем.

В миллионный раз горько подтвердилась истина, что молодые должны строить свою жизнь сами.

Правда, Кирсанов позже, когда они уже разошлись, спохватился: постарался приблизить сына; летом брал его к себе, и они вместе уходили в горы, плавали долго на теплоходе. Перед поступлением Василия в институт отец весь отпуск занимался с ним английским языком; в студенческие годы помогал деньгами. И все же, как отец, он не сумел восполнить то, что упустил по молодости и глупости. Василий перенял от бабушки и отношение к людям — сверху вниз, с покровительственной усмешкой, и убежденность, что все ему что-то должны, а он никому ничего не должен.

Очень хотелось, чтобы Сережа вырос другим…

Сережа и Виталий Андреевич решили пройти берегом к Ворошиловскому — посмотреть, как строят новый мост через Дон. За четыре квартала ходьбы Сережа умудрился задать, по крайней мере, двадцать вопросов, он был начинен ими.

Спрашивал о газовом реакторе, термоэлектронном генераторе, академике Курчатове, кибернетике, о том, действует ли магнит в вакууме?..

Просто невозможно было знать все то, что он вычитывал в полдюжине технических журналов.

Если говорить правду, Виталию Андреевичу иногда неприятно было отвечать «не знаю», он даже немного уставал от своей беспомощности, раздражался. Поэтому и сейчас постарался отвлечь внимание Сережи от потока вопросов:

— Да хватит тебе решать кроссворды. Лучше повнимательней оглядись. А то идешь, чудак человек, по земле, а витаешь в заоблачной дали.

Народу в этот час на всей набережной еще немного. Кирсанов и сам с любопытством приглядывается. Стоит у причала девчонка со смешно выдвинутыми вперед коленками. Величаво пронесла себя женщина в белом пальто, будто в халате. Ловит удочкой рыбу старик. На нем серая войлочная шляпа так подвязана, что хлястик ее похож на козлиную бородку. Старик сдернул шляпу, и под ней оказались такие же серые, словно из войлока свалянные, волосы. К нему подошел рыбак помоложе:

— Как дела, Кузьмич?

— В надежде, — неожиданно тонким голосом ответил старик, подмигнув Сереже.

Сереже вдруг стало весело и очень интересно. Действительно, гляди кругом да гляди.

Белыми птицами скользят по Дону яхты, оставляя за кормой пенный гребень, умчался в сторону Азова крылатый «метеор»; взвывая сиреной, приближается к пристани электроход «Космонавт Гагарин» из Москвы; зажглись огни кафе «Донская волна» с навесом, похожим на цветные волны. А от него, от этого кафе, вверх по Буденновскому взбираются девятиэтажные дома, вглядываются ясными веселыми окнами в степные дали, в запруженную машинами дорогу на Батайск, в кудрявый Зеленый мыс на другом берегу реки, в задонские рощи. Ветер доносит до Сережи запах масляной краски, бензина, свежей рыбы, осенней донской воды, цветочных клумб.

А вон и мост, его довели уже до середины Дона.

— Ты знаешь, какая длина пролетов? — спрашивает Сережа у Виталия Андреевича.

Возвратились к семи. Сережа нажал кнопку лифта, и он шустро выскочил откуда-то из ближней засады. Сережа распахнул дверцу, пропуская Виталия Андреевича:

— Кар-р-рета подала!

Раиса Ивановна встретила их гневно:

— Хорош сыночек, ничего не скажешь!

— Что случилось? — обеспокоился Виталий Андреевич.

— Успел понахватать двоек по истории — не учит даты. Стыдно было глядеть в глаза Виктору Константиновичу. Я у него всегда получала пятерки.

Сережа учился в той же школе, в которой когда-то училась и Раиса Ивановна, даже знал ее парту. Она сейчас в десятом «А» — справа, в третьем ряду, возле окна. Сережа давно уже решил, что, когда перейдет в десятый, будет сидеть именно за этой партой.