Лев Черепанов - Горбатые мили

— Ты не вешай нос. Сейчас введу тебе противостолбнячную сыворотку, чтобы… самому тебе понятно зачем. — Зубакин приподнял из никелированной коробки хирургическую иглу, сразу отбросил ее: мала!

В том же не в меру громком эмалированном тазу, рядом с безжизненно белыми пальцами Сереги — непохожими на мертвые, возле ломаного, тонкого, враждебно посверкивающего стекла зазвенел оброненный Назаром хирургический зажим.

Тотчас Назар вздрогнул. Все увидел так же ясно, как совсем недавно. Может быть, с мгновение назад. Подумал, обеспокоенно недоумевая, почему Зубакин пропустил это, не сказал ни слова. Слабость чью бы то ни было он никогда не терпел. «Какой же я все-таки… Слюнтяй? Мне муторно. Сейчас бы опереться на что-нибудь. Жаль, что отсюда никак не дотянусь до переборки».

Он пошатнулся. Потому Игнатич взял Нонну под локти, бережно передвинул к бортовой переборке. Не хватало еще, чтобы при всех упал первый помощник!

Зубакин взглянул на первого помощника краем глаз, не перестав выдавливать воздух из стеклянного цилиндра с поперечными серыми полосами. Распрямил большой палец под круглой никелированной плоскостью — над обращенной вверх иглой вырос бегучий прозрачный крючок.

Серега смотрел в палубу, только в нее — ничем не интересовался. Это было существенней всего. Зубакин взялся за вату, смоченную в спирте, и отвел руку. Сказал о том, что настроение надо делать. Грубо, по-свойски привлек Серегу:

— Чего куксишься? Без дела не оставлю. Если не против, на руль возьму, — поежился, как от случайно проявленной собственной несдержанности.

Председатель судкома Игнатич поискал, к чему бы приложить руки. Помог разуть Серегу.

— Напоите его! — Зубакин пока осматривался, от пояса до носков сапог залитый кровью, — больше, чем тогда львиной. Еще один скальпель, поданный ему Плюхиным, зажал в руке, как болдушку, не думая, столько или нет посулил Сереге. Место рулевого он, вообще-то, берег для Нонны, поскольку у нее отчего-то начали мокнуть руки, всего возможней, что на нервной почве. Как могла работать старшей официанткой, иметь дело с пищей?

Назар повернул к планширу. Навалился на него грудью: «Как на ощупь живем. Что будет с нами дальше? Кто подскажет?»

По пятам за ним шел Игнатич, полагая, что мог понадобиться.

Ни на что больше не способный Назар впал в полузабытье — встречал взглядом то, во что превращались исковерканные валы. Рядом вплыли сине-белые, как выкинутые снизу, разломы. А может, так шумнуло что-то еще? В нем? В бурливом океане? Впрочем, не все ли равно. То, что вне нас, на самом-то деле всегда с нами, одно на все человечество тело и дух.

Он обостренно-ясно почувствовал, что никуда ему не уйти от борьбы, невозможно, ради нее поселился на «Тафуине». Надо же как-то сблизить оголенную деловитость поэтически одержимого Зубакина с партийным подходом ко всему сущему. На каких-то условиях, может быть. Чтобы человечность не считалась необходимой во вторую очередь, приложением к производственным успехам. Только ж она ведет к ним — неужели не ясно? В высшей степени всеохватная и — услышьте, прагматики! — рентабельная.

Что же было прямо по курсу? Вблизи?..

Назар переживал за Зельцерова и Ершилова. Чуть не рассмеялся: «Лето с такой жаждой счастья. А не знает… Скажу…»

При виде темного, ничем не обрамленного провала Назару вспомнился и списанный машинист, и как тот утверждал, что для Назара с приходом на «Тафуин» началась райская жизнь.

Первый помощник обвис на фальшборте: «Очень мне повезло! Только не в том смысле. На «Тафуине» возле капитана можно заиметь действительно ценное. Я знаю — что. С ним сразу видно, чего тебе не хватает, и очень стыдно, что ты еще не тот, хочется по-настоящему заняться собой».

— Товарищ капитан! Серега рот разевает. Опять, опять!.. — Как будто похвастал рулевой с бородой викинга.

«Зубакин сделал самое необходимое, на что никто бы не осмелился. Утешать же Серегу — великое ли дело, на это годился всякий. Таким образом, почему ему было не уйти?»

— Обжаренные крабы любит, — сказал о Сереге.

— Приготовьте! — Капитан накрыл над раковиной кран, потянулся к мылу.

Серега почти уснул. Ершилов и Зельцеров остались в амбулатории подежурить, сразу разболтались.

— Про баб-то любопытно! Кто молол?

— Он, спец. То есть Лето. Изучил их, не как мы с тобой.

— А Серега теперь ни в ту, ни в другую руку ничего не возьмет.

— Ему стопроцентную пенсию назначат, поскольку известно, где травмировался.

— Это конечно. А как у него личная жизнь сложится? Ни обнять, ни прижать!

— Заладил!

— Т-с-с! Глазами водит. Под опущенными веками. Ты глянь, — показал на Серегу Зельцеров.

— Эх, не успел я отбить своим эрдэ, не поздравил о Новым годом.

— Деньги-то им перевел?

— А почему бы нет?

— Ну вот, говорю, твои теперь развлекаются. Тебя, безусловно, имеют в виду, поскольку ты не жмот, для себя в чулок не откладываешь.

— По-твоему, моя жена из этих?.. Приключения ищет?

— А, хватит. Где первый помощник? Раскис он…

— Врешь. Не думал бы так — не начал. А впрочем, она младше меня на десять лет. Пусть свое отгуляет.

Часы показывали двадцать два тридцать семь. Накрахмаленные, наглаженные скатерти на главном столе кают-компании и на шахматном источали далеко не будничную свежесть, как, кстати, и свернутые жесткими пирамидками салфетки. Расставленный между ними заграничный, до скрипа протертый сервиз на шестнадцать персон отражал в себе дорогой красный шпон переборок, угол белого рояля, цельнолитый, очень прочный подвесной телефон, раскачивающийся вымпел ВЦСПС…

Не хватало юмора в программе подготовленного концерта. А где б его позаимствовал Назар? Словно в изнеможении положил ладонь на выключатель.

Сразу во всех промежутках между круглыми иллюминаторами вспыхнули бра. Матовый успокаивающий свет наполнил собой все ровно и сполна.

Значит, так, правду сказал Игнатич про отвратительную мелкость… Намерение комсостава то же. Тому прямой признак — оставленный рояль. «Не нашелся, — скажут в парткоме. — Вовремя не оперся на общественность, не сумел обуздать кое-кого».

Он опасался, что конферанс из того, что попало под руку, никто не примет. А та же мысль шла дальше. «Капитан перегибает, а ему все с рук сходит. Приставлен к делу и делает его. Итоги нужны. Большие они или маленькие — главное, постоянно. К тому же не только в рыбцехе. Мне тоже надо бы еще когда выработать для себя линию.

Кого ты поставишь рядом с Зубакиным? Таких единицы. Скоро их придется выискивать или по-всякому заманивать на руководящие должности».

Тотчас Назар ощутил, будто позади осталась его с трудом взятая высота. Дернул за шнур звонка.