Лев Черепанов - Горбатые мили

«Вот оно!..» — Назар забыл обо всем.

Под левой стрелой, за искаженными, отворачивающимися лицами, дикими, как в рукопашной, беззвучно кричащими о том, что решились на все, себя беречь — вздор, кто-то не хотел поддаться, все отпрыгивал, привставал, часто махал пустым рукавом и отбивался, как будто ему больше не стоило жить, не с чем. Рвался вон. Чтобы не стонать, обозленно закусывал лацкан рабочей куртки. На него согласованно, будто по уговору, наваливалась гурьба «духов», теснила от траловой лебедки к люку и ловила. А он, с ничего не видящими страшными глазами, неизменно вырывался, как будто превосходил всех в пагубной для самого себя ловкости. Расслабил кисть левой руки, подул на нее. Качнул. Только это нисколько ему не помогло.

— А-ааа… — донеслась до слуха Назара грубая и пронзающе сильная мольба пощадить. Словно выхватила из-под ног палубу.

За макушкой Бавина взмыл смоляной, влажный чуб.

— Сергей! — жалеючи и строго, но негромко, упрашивающе крикнул Игнатич. — Ну нельзя же быть таким. Раздеть тебя надо. Сер-рега!..

«А, вон кого!.. Кочегара ударило. Его! М-мм!..» — Назар по-капитански закусил губу.

Серега же все бился, приплясывал и увертывался. Кровь обрызгала его по пояс, исполосовала обе гачи брезентовых штанов.

«Не могут!.. С одним не справятся!» — рассердился Бичнев, стянул куртку с одного плеча. Откуда лучше пробраться к Сереге? Полез вслед за Плюхиным. Успел разглядеть, что Венка не решался подбежать к Сереге, прижать его к себе покрепче и попридержать. Нет, все же раскинул руки.

Игнатич тоже приготовился. Сорвал с себя лишнюю одежду, укоризненно заворчал:

— Мы тебе — кто? Враги, что ли?.. Ты давай без этого, понимаешь!

— Где же Ксения Васильевна? — вырвалось у Назара, ищущего, на что бы присесть. — Почему не тут, не с нами. Отсутствует… (Она ж как раз стояла перед ним, показывала руки в йоде.) Игнатич? Также никуда…

— С ней еще милостиво!.. Только краешком сломанной доски… Сбоку ударило, — отозвался рулевой с бородой викинга.

Слова шли к Назару, как сквозь преграду. Только они кончились, как перед ним все поехало по кругу, с наклоном. Он пошатнулся — сразу же постарался встать потверже: «Ее, значит, тоже…»

Венку никто не отправлял за Зубакиным, сам умчал за ним. Только к чему? Зубакин провидчески знал, где в нем нуждались. Он, низкорослый, уже вклинился в добытчиков, лез напрямик к загнанному за стрелу, в угол, Сереге — не моргая, глядел ему в лоб, в висок. Фуражка с шитым крабом, синяя форменная куртка с широкими полосами на черных погонах — это будто срослось с ним. Наскочил на некстати балагурящего Зельцерова. Напротив него стащил с себя верхонки, швырнул их — летите куда вам любо. Услужливый Ершилов тотчас же протянул к нему руки, чтобы принять все равно что, безразлично.

— Рыбпром! — всем сразу гаркнул Зубакин, сорвал голос.

Серегу вроде кто-то обхватил от плеч до ног, всего спеленал.

— Ничего, ничего! — четко и ясно сказал ему капитан. — Сейчас я избавлю тебя от мучений и все такое. Это что у меня? — Поднял привычный всем, самый обыкновенный гигиенический пакет как редкое целительное средство. Сразу сунул руку в карман за ключом от амбулатории, призадумался: — Товарищ первый помощник!

«Я, что ли, понадобился?» — не поверил Назар.

— Взломайте аптечку! — услышал распоряжение.

У Назара все плыло, как по волнам.

— Не эту, я говорю. Среднюю, — поправил Назара Плюхин. — Расколотите ее чем-нибудь, потому что — когда возиться-то?

Вовремя подоспев сюда, Игнатич через голову Никанова подал Назару клещи — другого, более подходящего, ничего не нашел:

— Нате! Бейте!

Капитан вынул ампулу с морфием, определил на просвет концентрацию, задержал взгляд на вздутых веках Ершилова.

— Ты что, с недосыпу? Кипяти шприц. Че-го зря моргать?

Варламову Спиридону казалось, что Бавин всех ненавидел. Откуда-то извлек нагревательную плитку. Как из-под подола своей рубахи. Посторонился, иначе бы капитан в тесноте не надел белый халат Ксении Васильевны — тыкал в переборку рукой, запутался в рукаве.

«Не торопится?.. Ну какая же выдержка-то у человека! — изумился Назар за спиной Зубакина. — А меня всего до корней бьет-колотит, больше уже не могу…» — подобрал живот, весь подался вперед, чтобы сзади него прошествовала пава Нонна в брызжущем красками платье-халате с глубоким вырезом, до ложбинки между грудей. Она, полная неподдельного сострадания к Сереге, а также, не в последнюю очередь, к себе, хлюпала носом.

— Не реви под руку! — Таким возгласом признал ее присутствие капитан. — Не смей. Брось! — В его голосе сквозило леденящее презрение. — У, мокруха, ты всегда такая. Держи его, старпом, — подразумевалось, Серегу. — Да па-варачивайся! Живо! Зажми раненую руку между своих ног. Не так!.. Эх-х! — В этом ему тоже не могли угодить. — Сзади. Со спины. Сади силой. Надави сверху на плечи. Зельцеров, ты что? Урод! Сюда!

У Плюхина, намеренного обойти Нонну, не хватило ловкости не задеть окровавленную руку Сергея. Рулевой с бородой викинга вцепился в него: «Ты без глаз, что ли?» Серега же потянул в себя сквозь зубы воздух и так заулыбался, что Игнатичу стало дурно.

Тогда капитан, натягивая хирургические перчатки, отступил к боковой переборке, проговорил:

— Первый помощник! Я тебе!.. — Запретил расслабиться.

Покрытый испариной Назар стоял почти ничего не понимая и пришел в себя, только когда услышал, как Зубакин велел Игнатичу побыстрей отхлестать Серегу:

— Устрой-ка ему бурные, долго не смолкающие аплодисменты по щекам! А то у него глаза под лоб закатываются.

— Нельзя, — испугалась Ксения Васильевна. — Я вам запрещаю это. Пещерные люди! — подала Игнатичу раскрытую бутылочку.

Серега заметно ослаб. Более или менее овладев собой, Назар держал его, как в свое время отца Венки в кабинете начальника милиции. Просунул руки под мышки и не хотел увидеть, как Зубакин, отстранив Ксению Васильевну, изготовился чиркнуть скальпелем. Словно ради того, чтобы добиться прощения, прижался к теплой, подрагивающей, родной спине ранее особенно не привечаемого Сереги сначала подбородком, потерся об нее лбом, припал щекой.

Что-то сказал Зельцеров. «Он все такой же, что ли?..» — Назар не хотел ничего слышать. Стал подготавливать себя не вздрогнуть, когда поставленный куда следовало эмалированный таз коротко, с неприличествующим радостным звоном откликнется на костяной удар в его дно оттяпанных у Сереги пальцев.

Капитан будто всю жизнь мясничил в клиниках: не выдавал своих чувств, были они или нет. На культю водрузил тампон и, чтобы он не спал с нее, принялся притягивать его бинтом, бросая быстрые испытующие взгляды на все согласного Серегу, а больше на его правую руку. Та вроде отекла. А из-за чего?