Юрий Бородкин - Кологривский волок

— Конечно, нам далеко до передовиков.

— Что скажете о кукурузе?

— Уже не первый год зря площадь занимаем, лучше бы ее пустить под клевер. Нынче кукурузу на корню скормили скоту. Поэкспериментировали — хватит.

— Еще рановато бить отбой. — Корреспондент испытующе нацелился на Ерофеева своими буравчиками. — А со льном как?

— Лен в этом году не вызрел, до сих пор зеленый. Только начали теребить. — Ерофеев, морщась, потер пальцами виски, как будто ему мешала головная боль.

— Есть у вас механизаторы, которые показывают хорошие результаты на уборке?

— Есть, конечно. Например, Карпухин Сергей по вывозке зерна второе место по району занимал. Со вчерашнего дня лен теребит. Трудолюбивый парень, этого понукать не надо.

— Тогда, пожалуй, съездим к нему: я на райкомовской машине.

— Можно.

Через несколько минут «газик» остановился на савинском поле, разлинованном полосами разостланной льносоломки. Оставляя за собой очередную льняную дорожку и выбрасывая барабанами зеленую труху, комбайн приближался по загону.

— Это что же, семена на ветер летят? — спросил корреспондент.

— Я же вам говорил, что лен нынче не созрел, зеленый, а ждать больше нельзя. Посоветовался с агрономом и дал команду очесывать головки прямо на поле.

— Значит, семян вы совсем не соберете? Странно, — озадачился корреспондент. — Что же я напишу о механизаторе, который ведет уборку таким способом?

— Из двух зол приходится выбирать меньшее: важно спасти льнотресту, потому что основной доход от нее.

Сергей Карпухин остановил трактор-колесник, подошел, вытирая руки ветошкой.

— Здравствуй, Сергей! Вот приехал товарищ из газеты. Как твои успехи?

— Вчера гектаров шесть вытеребили, сегодня дадим больше. Помощника нашел, Степан Данилович. — Показал на Генку Носкова, переминавшегося возле комбайна. — Технику любит, я из него скоро сделаю тракториста.

— Геннадий, подойди сюда, — обрадовался Ерофеев. Он разглядывал Генку с любопытством и даже недоверием, как будто перед ним стоял совсем незнакомый парень. Генка стеснительно трогал заляпанную маслом кепочку, добродушно улыбался, обнажая редкие зубы.

— Я смотрю, ты после школы так никуда и не ездил. Остаешься в колхозе, что ли?

— Остаюсь. Только в октябре поеду в Липовку на шестимесячные курсы механизаторов.

— Молодец! — Ерофеев потормошил Генку за плечо. — Направление дадим и стипендию от колхоза выделим. Да, тебе трудодни-то пишут ли? Заходи в контору, оформим как положено.

— Минуточку! Как фамилия? — вмешался корреспондент. — Значит, после десятилетки остаешься в колхозе. И как возникло такое решение?

— Не знаю, — пожал плечами Генка. — Отец мой был первым трактористом в Ильинской МТС и теперь часто говорит: было бы здоровье, так бы и поработал на нынешней технике.

— Понятно. А скажите, разве нет другого выхода, как очесывать эти самые головки? — спросил корреспондент Сергея, видимо, желая сопоставить его ответ с председательским.

— Семена все равно негодные, видите, совсем белые. Главное заключается в том, чтобы вовремя поднять тресту: не вылежится — волокно не отделяется, перележит — начнет преть. Нет никаких машин для подъема льна, все вручную. Вот Степан Данилович и упрашивает каждую осень старух: выручайте, не дайте пропасть льну, потому что наш брат механизатор в этом деле ничем не поможет. Вы об этом обязательно запишите. — Сергей заглянул в блокнот корреспондента, но ничего не разобрал в его каракулях. Когда уже сел на трактор, Ерофеев подошел и предупредил:

— За то, что Генку приучаешь к технике, спасибо, но будь повнимательней, не отпугни его, раз с таким желанием парень идет.

— Что вы, Степан Данилович! У нас с ним полный контакт, он сам ко мне попросился…

На обратном пути Ерофеев заметил остановившиеся возле шумилинской Заполицы самоходные комбайны, повернул к ним. Комбайнеры курили, сидя на ворохе ржи.

— Почему встали?

— Не успевают отвозить, у нас полные бункера. Федя Чуркин опрокинул тележку с хлебом, там, в Чижовском овраге.

— Эх, черт! — вырвалось у Ерофеева.

— А разве нельзя сюда высыпать? — поинтересовался корреспондент.

— Это со вчерашнего дня лежит, может сгореть. Что толку курган метать, а потом перетаривать?

Ерофеев сунул руку в ворох — зерно было горячим. Корреспондент то же самое проделал, покачал своей дятловой головой в светло-коричневом берете.

— Изрядно нагрелось.

— Пока Сергей Карпухин отвозил зерно, был порядок, — сказал меднолицый грудастый Сашка Кудрявцев, вспыльчивый по характеру. — Я, между прочим, не загорать в поле выехал, мне без интересу, чтобы мое имя в последних строчках сводки болталось. Сегодня могли бы закончить с рожью.

— Ссыпайте зерно, чего терять время, — распорядился Ерофеев. — Сейчас пришлю из Шумилина людей, будем затаривать рожь в мешки, чтобы сегодня же увезти.

— Вон Федя едет! Как-то сумел поставить прицеп.

Чуркин выпрыгнул из кабины всклокоченный, потный, виновато и как-то глупо улыбался, разводя руками.

— Как тебя угораздило перевернуть тележку? — подступил к нему Ерофеев. — Ведь не дрова везешь — хлеб!

— А шут его знает! Стал переезжать на ту сторону шоссейки, бровка крутая, ну и мотонуло.

— Где зерно?

— Там, в кювете. Если лопатой или ведром его черпать, весь день проваландаешься.

— Видали, какой размашистый. Чем хочешь, хоть собственной кепкой, а все зерно подбери — проверю. И комбайны чтобы не простаивали. Понятно? — Ерофеев потряс пальцем перед Фединым носом.

— Да уж чего не понять! — Чуркин поскреб пятерней в затылке.

— Становись под погрузку, чесаться после будешь, — трунили комбайнеры.

— По-моему, он успел лизнуть с утра пораньше, — шепнул на ухо Ерофееву корреспондент.

Тот ничего не ответил, направился скорым шагом к деревне. Корреспондент, задетый невниманием со стороны председателя, окликнул его:

— Степан Данилович, разве вы не поедете в село?

— Извините, некогда. Если что еще потребуется, там, в конторе, скажут.

Больше они не увиделись, и Ерофеев почувствовал облегчение без постороннего догляда, но корреспондент и без него успел побывать и на приостановленном строительстве телятника-откормочника, и на злополучном кукурузном поле. В конце концов, пусть смотрит, пусть пишет — это его право.

В дневной сутолоке Ерофеев не придал значения своей встрече с корреспондентом, а ночью, предчувствуя какие-то неприятности, сказал жене:

— Корреспондент сегодня был из областной газеты, такой въедливый, все вроде бы уличить в чем-то норовит.

— У него должность такая. А может быть, тебе показалось?

— Может быть, — несколько успокоился Ерофеев.

Он долго лежал с открытыми глазами, припоминая прожитый день, вдруг добавил совсем уже весело: