Юрий Бородкин - Кологривский волок

— «Студебеккер»! — определил Минька Назаров. Не помня себя от гордости за брата, он спрыгнул с ворот, помчался по прогону.

— «Студебеккер»! «Студебеккер»! — вторили ребята.

Диковинная американская машина долго, стояла под березами возле дома Назаровых. Не только ребятишек, но и взрослых брало любопытство. Старик Соборнов и тот подошел, осмотрел грузовик со всех сторон, придирчиво потыкал падогом в шины.

— Что, Никита Парамонович, сильна Америка? — понадвинув на глаза кепку, ухмыльнулся Павел Евсеночкин.

Соборнов недовольно насупил пучкастые брови, разгладил бороду. Понравился ему автомобиль — все сделано со смыслом, но то, что он был американским, а не нашим, огорчило старика.

— Не знаю, годится ли по здешним дорогам? — усомнился он.

— Фронтовые дороги, думаешь, лучше? Это же вездеход! Видал, на трех осях.

— Нехитрая штука. И к телеге можно приделать три оси, — упрямо твердил Соборнов.

— Сравнил! Тут техника. Глянь, борта у кузова какие высокие, скамеечки откидные, пол железом обит. Грузи сколько хочешь. Двенадцать бочек стоят, и место еще есть. — Павел приподнялся на цыпочки, заглядывая через задний борт. В это время на крыльцо вышел Иван. — Ваня, сколько у него лошадиных сил?

— Семьдесят.

— Слышал? — с торжествующим видом кивнул Евсеночкин.

Ничто не удивило Никиту Парамоновича так, как эта цифра. Семьдесят лошадей! Целый табун. Непостижимо. В состоянии недоумения стоял он, сцепив на падоге руки, наблюдал, как дым из выхлопной трубы упруго ударил в траву, и машина тронулась с места.

— «Студебеккер»! «Студебеккер»! — снова восхищенно загалдели мальчишки, устремляясь вдогонку.

«Да, техника! Семьдесят лошадей, подумать только. Соврал, ведомо. Во всем колхозе их около десятка», — размышлял Никита Парамонович, направляясь по колесному следу к дому. А машина уже гудела далеко за кузницей, лишь пыльное курево осталось над полем…

В эти хлопотливые дни Иван редко видел Настю: на работу уходил рано, возвращался поздно. Пока стояла погода, надо было завезти горючее на нефтебазу МТС.

Но все-таки выдался случай. Он догнал Настю около кукушкинского поворота. Притормозил. Загораживаясь ладонью от солнышка, она приветливо глянула на него.

— Садись, подвезу.

— Я ведь в Потрусово, к тетке: тебе большой крюк будет.

— Ничего. На этой машине проскочу по любой дороге. — Настя поставила в ноги сумку, устроилась поудобней на сиденье.

— Какая большая кабина, а рукояток всяких, приборов — запутаться можно, — удивилась она. — Мой Шурик прибежал, говорит, у дяди Вани другая машина — «судобекель». Правда, и взрослый-то не сразу выговорит такое название. Потом спрашивает: «Меня дядя Ваня плокатит?» — «Прокатит, — отвечаю, — вот только подрастешь побольше». — «Я, — говорит, — уже подлос». Так и насмешил!

— Четвертый год парню, скоро не удержишь дома.

— Ни одного ровесника нет ему.

— К ребятишкам, которые постарше, прилепился.

При воспоминании о сыне Настино лицо озарилось тихим светом материнской нежности. Задумчиво глядя на летящую под колеса дорогу, она улыбалась своим сокровенным мыслям, иногда поправляла белые прядки волос и помахивала ладонью перед лицом: напекло, нарумянило солнцем и щеки, и обнаженные до плеч руки.

— Сегодня просился со мной. Знала бы, что на машине, можно бы взять его.

— В другой раз отвезу.

— У нас в Потрусове все-таки лучше.

— Чем же?

— Не знаю. Помнишь, как до войны было: ребят, девчонок много, гуляния собирались по вечерам.

— Помню.

Он почувствовал на себе пристальный Настин взгляд и повернулся к ней. «Я должен сейчас же сказать ей, хватит играть в молчанку, — подбадривал себя Иван. — Что может ее удержать? Только Шурик. Но разве я упрекну когда-нибудь? Пока мал, привыкнет ко мне, будет отцом считать».

До Потрусова оставалось совсем немного. Машина медленно, с пробуксовкой одолевала глинистый изволок, вздрагивала от напряжения, и оно передавалось Ивану. Мысли никак не могли выстроиться в ряд, сбивались. Ему казалось, удивит Настю такое предложение.

— Вот и приехали. Ваня, останови на этом берегу, я тут пешочком дойду, — попросила Настя. Наверно, стеснялась своих деревенских.

Она подергала ручку дверцы, никак не могла открыть. Иван обошел вокруг, помог. Настя придержалась за его плечо, когда спрыгивала с подножки. Это прикосновение и доверчивый взгляд больших серых глаз ободрили Ивана.

— Настя… — начал он, но обдуманные заранее слова показались ему наивными, просто спросил: — Ты обратно когда?

— Сегодня.

— Я заеду за тобой.

— Не надо, Ваня. Ведь люди всё видят, не хочу худой молвы. — Головой покачала, и луночка на левой щеке дрогнула.

— В деревню не буду подниматься, здесь подожду, — настойчиво повторил он.

— Нет, нет! Поезжай.

А сама как будто и не спешила расставаться, пошла тихим шагом к мосту. Солнышко, процеженное сквозь березовый перелесок, золотыми пятнами мелькало на ее легком ситцевом платье, на розовых икрах ног. Иван не заводил машину, пока тропинка не увела Настю на тот берег, в ольховник. «Она тоже устала от одиночества. Про людскую молву сказала, словно пожаловалась. Должно быть, Василия Капитоновича побаивается», — решил он.

Ни разу не гонял так машину, как в этот раз. Всю дорогу слышался ему Настин голос, виделись ее глаза, то озерно-чистые, то затуманенные, и мелькало в заречных кустах синее платье. Тревога брала Ивана, точно Настя могла не вернуться совсем. А когда на обратном пути увидел ее на взгорке против Потрусова, готов был выскочить из кабины и побежать навстречу.

— Давно здесь?

— Нет, я постояла немного, хотела идти, слышу, гудит где-то рядом. — Настя достала из сумки бидончик. — Хочешь брусники? Тетка много ее намочила.

Иван отсыпал ягод в крышку. Он уже не испытывал смущения перед ней, которое причиняло ему много мучений, в их отношениях сама собою появилась та естественность, когда легко и просто быть рядом друг с другом.

Машина покатилась под изволок. Вереницей бежали навстречу березы, казалось, трепетали на ветру; медленно поворачивался сосновый бор на том берегу. Все пришло в движение, только колокольня потрусовской церкви белой свечой стояла над лесом, и та постепенно отодвигалась, ушла из зрения.

Дорога привернула близко к реке. Иван остановил машину. Воздух струился над горячим капотом, внутри что-то шипело и тихонечко булькало, как в самоваре.

— Мотор перегрелся, водички надо залить.

— Я принесу, — сказала Настя.

— Ну что ты!

Иван достал из кузова помятое ведро и пошел к запеску. Настя тоже спустилась вниз, к черемухам. В этот момент она почувствовала, что ей хочется быть рядом с ним, ее тронуло терпеливое обожание со стороны Ивана. С пристальным женским любопытством смотрела она ему вслед. Все было как-то крепко слито в его коренастой фигуре: широкие черные брюки нависали на голенища кожаных сапог, кепка-восьмиклинка плотно прилепилась к затылку, шея загорелая, сильная.