Юрий Васильев - «Карьера» Русанова. Суть дела

Словом, я снимаю шляпу. А все из-за розочки в синей кастрюле! Все из-за девочки в белом переднике! Володя влюбился в десятиклассницу, и я снимаю шляпу вторично…

Сегодня подошел срок расплаты. У девы день рождения, у Володи с утра все валится из рук. Самое трогательное, что они даже не знакомы! Тайные осведомители достают ему фотографии, оповещают о дне рождения. И это Володя Шувалов, которым можно забивать сваи!.. Человечество, будь спокойно! Пока по земле ходят такие вот лопоухие Тристаны в кирзовых сапогах, ничего плохого не произойдет…»

В окно постучали.

— Эй! — крикнул Володя. — Я готов!

— Я тоже! Сей момент…

Геннадий захлопнул тетрадь, на обложке которой было написано «Карьера Русанова», сунул ее в стол и вышел.

— Ты не дрейфь! — сказал он нарядному Володе. — Держись фертом. И не напейся, смотри, на именинах. Это неприлично.

— Меня никто не приглашал, Гена. Что ты, в самом деле… Отдам цветы — и амба!

— Хм… А с лестницы тебя не спустят?

Они приехали в районный центр на попутной машине и застали Аркадия Семеновича за набиванием папирос. Он молча смотрел, как два дюжих молодца держат в руках хрупкий цветок, же зная, как его поудобнее взять, и лишь когда они направились к дверям, вмешался:

— Вы что, в уме? Она же замерзнет! Бегите кто-нибудь за такси.

Когда они уже сидели в машине, началось неожиданное.

Володя сказал:

— Слушай, Генка, я не могу.

— Чего не можешь?

— Ну, не могу я к ней ехать. Понимаешь? Не умею.

— Ну и не езди.

Володя молчал.

— Ах ты, боже мой! — вздохнул Геннадий. — Вот еще чадушко же мою голову! Такую розу увели, можно сказать, и выходит даром? Что же теперь, прикажешь мне самому к ней явиться?

— Да, — сказал Володя.

— Что-о?! Наглый ты, однако, тип. Хорошо, поедем! Отобью у тебя девчонку, будешь знать.

Дверь была незаперта. Геннадий вошел в переднюю и увидел Люсю. Совсем еще ребенок. Глаза большие, удивленные.

— Здравствуйте, — сказал Геннадий.

— Здравствуйте… Ой, какая прелесть! Что это?

— Это роза.

— Я вижу, — рассмеялась она. — А кому?

— Вам, конечно. Кому же еще?.. Мой товарищ поздравляет вас с днем рождения и просит принять вот эту чайную розу.

— Ваш товарищ? А сам он не мог прийти?

— Нет. Он боится.

Глаза у Люси сделались сердитыми.

— И правильно боится… Передайте ему, что он мне надоел! Ходит и ходит следом, как тень. Сколько можно? Надо мной все смеются, честное слово, а я даже не знаю, как его зовут. Смешно…

— Его зовут Володя. Запомните… И еще запомните, милая девочка, что людей, которые вот так, как вы, смеются над любовью, ждет очень скучная и пакостная жизнь. Понимаете? Возьмите розы и поставьте их на самое видное место, а когда они завянут, засушите лепесток на память. Не бойтесь быть сентиментальной… Кто знает, будут ли вас еще когда-нибудь любить. Это бывает не часто.

— Зачем вы так говорите?

Она смотрела на него растерянно.

— Затем, что я старше вас.

— Но что ему надо?

— Ему ничего не надо. Он дарит вам цветы.

— Тогда… Зачем все это? Не понимаю.

— Очень жаль. Вы говорите — что ему надо? Ничего. Он вас любит, вы его нет; он счастлив тем, что умеет любить, а вы даже не знаете, что это такое… Вот и решайте, кому что надо. Простите, что оторвал вас от гостей…

Из комнаты выглянул старший автоинспектор Самохин. «Отец, что ли? — подумал Геннадий. — Еще не хватало…»

— Люся, ты что тут делаешь?

— Я сейчас, папа.

Геннадий кивнул головой и вышел.

— Одну минутку, молодой человек, — сказал Самохин, выходя вслед за ним. — Я вас, между прочим, знаю.

— Я вас тоже.

— Не думал, что вы после этого будете на ногах. Очень крепко вас тогда разделали… Крови было, как будто кабана зарезали… И вот что, молодой человек, давайте больше сюда не ходить.

— Почему?

— Потому, что я отец.

— Очень приятно.

— Кому приятно, кому нет. Понял? Спущу с лестницы, если еще хоть раз увижу. Тут тебе не это самое…

— Болван, — сказал Геннадий.

— Что-о?!

— Дурак, говорю. Удивительный дурак.

— Ты что?! — задохнулся Самохин. — Ты с кем говоришь?!

— Замолчите, автоинспектор. Чего разорались? Приятно вам будет, если соседи услышат, как я вас дураком называю? То-то же…

— Да я!..

Геннадий выскочил на улицу, расхохотался. Ну, вояка! Хотя кому приятно видеть, как в дом приходят всякие мазурики? Подобрал он меня не в английском клубе…

Володя сидел за домом на лавочке.

— Ну? — шепотом спросил он.

— Порядок, — так же шепотом ответил Геннадий. — Очень тронута. Сказала: ой, какая прелесть! Это про тебя, наверное.

— Значит, порядок?

— Истинный крест.

— Слушай, пойдем в ресторан? Музыку послушаем.

— Ты сходи, Володя. У меня дела.

— Ну, какие дела…

— Вот такие. Думаешь, ты один влюбленный? Может, я тоже. Будь здоров, Ромео!

«Этот Самохин встретился мне зря, — думал он. — Совсем зря. Вроде бы все забылось, а вот пожалуйста… Ну да будем надеяться, что дел мне с ним иметь не придется».

На втором этаже он отсчитал от угла третье окно и залепил в него снежком. Занавеска отодвинулась. Потом открылась форточка.

— Хулиган! — сказала Маша.

В Магадане Геннадий прежде всего пошел в адресный стол. Адрес ему написали на бумажке. Телефона нет. Это даже хорошо, свалится как снег на голову. Возгласов будет, можно себе представить. Потом он посадит их в машину и повезет катать по городу, специально не отвел сегодня «Волгу».

Открыла Геннадию пожилая женщина и сказала, что Татьяны Алексеевны нет, улетела в Хабаровск на совещание, и мужа ее тоже нет, вернется поздно, у него такая работа. Может, что передать?

— Да нет, ничего…

Только сейчас он понял, как ему нужна была эта встреча, совсем ненадолго — повидать ее, посидеть полчаса в ее доме, услышать, как она скажет певучим голосом: «Ну, что же ты? Проходи, проходи…»

Ему нужно было поверить заново: да, это было, а не приснилось однажды. Была юность. И Танькин бант. И море цветов в Тимирязевке, и новогодняя ночь, и их дружба. Ему надо было знать, что она живет, ходит, едва касаясь земли… С ним может случиться что угодно, но Танька должна остаться. Ведь что-то должно остаться?

Геннадий завел машину во двор гостиницы и отправился ужинать. Народу в ресторане было много. С трудом отыскав свободное место, он заказал ужин и огляделся. Ничего нового. Лепные потолки. Колонны. Мальчики, девочки. Лысины.

— Печально я гляжу на наше поколенье, — сказал сосед и протянул Геннадию папиросы. — Как вы думаете, что они тут делают?

— Да ведь, наверное, то же, что и мы, — усмехнулся Геннадий. — Едят, пьют, танцуют.

— Вы говорите — едят? Танцуют? Хорошо. А по сути дело идет к чему? То-то! Дело идет к тому, чтобы завести знакомство и продолжить его потом в более, так сказать, интимной обстановке.