Пётр Вершигора - Дом родной

Тут-то Манжос, посмеиваясь и все еще о чем-то сожалея, перевел разговор. Он рассказал Зуеву о приключившемся у него конфликте с представителем Заготзерна. Дело, на первый взгляд, было — так во всяком случае считал, видимо, Манжос — довольно обычным. И уже по крайней мере хоть понаслышке да знакомым ему. Зуев все же долго не верил. Не верил до тех пор, пока Манжос, разгорячившись, не намекнул на фамилии участников. Были они — оба фронтовика — в малом подпитии и в эпитетах не стеснялись:

— …Друг ты мой голубоглазый, святая ты простота, ежели сказать по-вашему, по-образованному, а по-нашему, по-простому, чудачок ты мой не тюканный, не цупанный и не тертый! Да знаешь ли, что не так еще бывает? Вот на нас глянь, которые, собственно, между молотом и наковальней вертятся. Я говорю это, имея в виду своего брата, председателя колхоза, горемыку руководителя. Ведь как оно идет в жизни? Знаешь ли? Сверху жмут — сдай! А глаза у нас, простых людей, не внутрь смотрят, а наружу, на своих работяг колхозников… Тут и вьешься как бес перед заутреней. Сдать-то сдай, а на трудодни, как говорят, морген-фри — нос утри… И вот был у меня лично раз только всего случай, который я упустил! Дурака, понимаешь, свалял. А мог бы… попользоваться… черт возьми! Вот, понимаешь ты, приезжает раз один руководящий товарищ — да ты его знаешь, только я не назову тебе фамилии — и прямо ко мне на квартиру. Сюда, значит. Вызывают меня с тока. А заметь себе, только-только выборочно косить хлеба начали… Значит, примчался на полусогнутых, вот так же самовар хозяйка наставила… Я чаем редкого гостя потчую… А заметь, он так и сказал: в гости, мол, ко мне лично. Чует моя душа: не простой это гость, а чевой-то да случится — либо похвалит, либо разнесет… Только не смекну: почему конспирация чудна́я такая? Почему келейно? Даже прикидывал — не надо ли ему… это… лично какой подмоги из колхозного амбара… Так вот, сидим, турусы на колесах разводим, чаи гоняем, в друзья один другому вроде набиваемся… Чайку попили, стал мой гостек до дому собираться, закурили по последней, как водится. А в голове у меня как метлой вымело. Ну ничегошеньки я понять не могу. Зачем приезжал? Неужто и взаправду чайку похлебать? А гость уже и полупердончик на пуговички застегивает…. Вышли мы на крылечко. Я рад, как девка после обручения. Поддержка-то какая! Вот это руководство! Вот это жизнь! А гость оглянулся по сторонам да и говорит мне так задумчиво: «Вот что, товарищ Манжос… — Палец, как карандаш, кверху поднял. Да ты не усмехайся. И заметь, говорит совсем другим голосом, очень даже не любезным, а малость даже охрипшим и жестковатым голосом говорит. — Съезди ты, товарищ Манжос, в контору Заготзерна… Там тебя такой-то товарищ ждать будет. Его именно разыщи… — И на меня пристально смотрит так. А потом и добавляет: — Надо! — И снова палец наставительно к небу поднял. — Надо, надо район на первые места выводить и товарищам помочь… в смысле уборки. Без спешки, значит! И сам человеком станешь — в рапорте упомянем, и нам… зачтут! Понял, товарищ Манжос?» Я в ответ: «Понял-то я понял, только как же это, товарищ дорогой, — называю фамилию, — зерна-то фактически у меня еще нет?!» — «Что же, все равно, приходовать будут…» — «И как же без наличия?» Засмеялся тут гость мой да и говорит: «Вот поэтому-то я с тобой лично и разговариваю. А там…» — и так рукой махнул, что обо всем, мол, самая твердая договоренность есть, и на меня смотрит пристально. А потом возьми да и брякни: мы, дескать, можем это и в приказном порядке предложить! «Обязательство подпишешь, а квитанцию на руки получишь за хлеб на цельный месяц раньше…» Много тут помешала ему эта фраза насчет приказного порядка! И мне даже настроение испортила… — Манжос засмеялся. — Задал я еще один вопрос — для уточнения: сколько же придется лишнего сдать за ранний срок, да за такую, слышь ты, поблажку? А гость только рукой махнул — ничего, дескать… «Все в точности сдашь, как в накладной будет обозначено». И велел мне ехать на другой же день в эту самую Заготзерну и все дело оформить…

Зуев молча насмешливо поглядывал на рассказчика.

Манжос очень оживился, похоже, от приятных воспоминаний, и продолжал не торопясь, со всевозможными подробностями:

— Приезжаю я наутро в Заготзерно. Спрашиваю указанного мне товарища. Отвечают: нет его еще. Не приходил, значит. Покрутился я в конторе, вышел к воротам. Стою покуриваю, лозунги почитываю, а в уме прикидываю свою выгоду… А потом мне как вступит в голову! — Манжос даже за лоб схватился и крепко потер его. — Вот и вступило мне в голову: а кого мы этаким-то манером обманем? Ну, кого? — он резко повернулся к Зуеву. — А… не понимаешь ты ничего. Молодо-зелено. Да и я в то время еще не шибко грамотный был… не умел, как надо, устав сельхозартели использовать. Не думай плохого — не шкурнически использовать, а так, чтобы хоть трошки уметь им себя лично защитить, понимаешь? Собрать собрание, провести решение, в протокол записать и тогда действовать согласно этому решению! Ну, а в тот день стою у ворот, подсчитываю бычков да коняшек, что хлеб везут… Спешат на сдачу хлеба государству. И что-то грустно мне стало… До того грустно… Хоть и насчитал я не ахти сколько, а все же, думаю, другие-то везут! А я стою как статуй! В это время окликает меня один «симпатичный» товарищ, не говоря худого слова, вежливо, по фамилии называет и к себе в кабинет просит. Привел в чуланчик какой-то…

Зуев слушал со вниманием, смешанным с удивлением и недоверием.

Манжос рассмеялся и махнул на Зуева рукой:

— Я ведь тоже душой коммунист, хотя тогда лишь заявление в кандидаты подал, но с немцами честно воевал. А ты подумал?.. Это только вначале вроде пелена на меня какая опустилась, как блажной сделался… Рассчитывал да подсчитывал все выгоды для себя, то есть для колхоза и для колхозников. Прикидывал, планы разные строил… А вот в этом-то самом чуланчике, хоть и стол там письменный стоял и бумаги форменные на том столе разложены были, враз отрезвел, весь, от макушки до пяток. А сам думаю: «А ну, куды они меня, честного вояку, кавалера солдатских орденов Славы всех степеней, теперь загнут…» Любопытствую очень сам про себя и жду разговору. Вот товарищ этот симпатичный за стол молча садится, борзой рукой квитанции мне строчит, ловко от корешков отрывает, да и мне к краю стола протягивает. А сам с нетерпением на меня смотрит! Не задерживай, дескать… А я вот, вроде тебя, этакими голубыми глазами на него в упор смотрю, квитанциями интересуюсь… А товарищ мне говорит: давай, мол, обязательство… что и как… чтобы не подвели нас… Я пиджак расстегнул, квитанции со стола сгреб и в карман норовлю их подальше убрать… А этот как вскочит из-за стола да меня за руки! «Личную расписку, — кричит, — сперва мне в руки отдай, а потом уже эти забирай!» Я ему в ответ: знать не знаю, дескать, ни об каких личных расписках, уговору такого не было, у меня и урожай в этом году не ахти какой и прочее, сам понимаешь, ерунду какую-то порю. Испугался этот до того, что трясти его начало. Про детей и жену вспомнил к чему-то да и господа не забыл. Плюнул я тут да и выскочил из этого закаютка невесть как…