Александр Розен - Почти вся жизнь

— Докладывайте.

— Немцы рассчитывают на силу своих артиллерийских дотов, — говорил Ларин волнуясь. — Для них совершенно очевидно, что мы займем оборону. А я предлагаю неожиданным для немцев ударом прорваться и продолжить наступление. Вывести весь мой дивизион на стрельбу прямой наводкой. Вот что я предлагаю.

Разумеется, Макеев не мог нарушить приказ. Но соображения Ларина показались ему дельными, и он шифром передал их командиру дивизии.

— Соединяюсь с верхом, — отвечал командир дивизии. — От аппарата не отходите. — Через двадцать минут Макеев услышал знакомый голос: — Командующий разрешил под мою личную ответственность. Действуйте.

Ларин сразу же вызвал к себе командиров батарей. Те вынули записные книжки из планшетов, но Ларин сказал:

— Можно не записывать. Дивизион на прямую наводку. Вопросы будут?

У командиров батарей не было вопросов. Только Воробьев, спрятав записную книжку в планшет, сказал Ларину:

— А я полагал стрельбу с открытых позиций только для моей батареи.

— Весь, весь дивизион! — весело крикнул Ларин.

Макарьев сообщил с огневых:

— Выходим побатарейно с интервалом в пять минут.

Ларин представлял себе ясно, что означает для орудийных расчетов переход на открытые позиции. Только половину пути орудия могли двигаться на тягачах. Далее начиналась снежная равнина, по которой прошла пехота. Шум тягачей мог привлечь внимание немцев. Значит, орудия будут вытягивать вручную.

Первым на прямую наводку пришло орудие из Новиковского взвода. Ларин побежал навстречу. Увидев, что на бойцах гимнастерки в огромных пятнах пота, он крикнул: «Немедленно надеть полушубки!» — и приказал выдать людям водки.

Новиков, с лицом возбужденным и счастливым, говорил:

— Как много мы прошли! Товарищ капитан, как много мы прошли! — И, встретив настороженный взгляд Ларина, пояснил: — Я говорю, немцев как далеко отбросили!

Расстояние, которое Ларину и Сарбяну и всем тем, кто шел вперед эти сутки, казалось нестерпимо малым, Новикову и всем тем, кто эти сутки не отошел от орудий, представлялось огромным. И радостная интонация Новикова передалась Ларину.

— Маскировать орудия в снегу! — крикнул он.

Пришло второе орудие. За ним третье. Батарея встала на позиции.

Ларин продолжал отдавать приказания, но уже в новом, счастливом настроении.

Макарьев пришел последним, спросил озабоченно:

— Что, молчат немцы?

— Молчат. Боятся обнаружить себя. Однако Богданов кое-что рассмотрел. У немцев здесь артполк стоял. Из группы, которая по Ленинграду стреляла. Ну, полка тут, положим, у них сейчас нет. Подразбили, и с воздуха и с земли подразбили…

Подбегали командиры орудий, докладывали о готовности. Пехота сосредоточивалась для штурма. Ларин вынул секундомер.

Через четыре минуты дивизион открыл огонь.

— По цели, — говорил Воробьев, лежавший рядом с Лариным. — Полетели бревна, камни, металлические части, — продолжал он, не отрываясь от бинокля.

— Огонь! — с такой силой крикнул Ларин, словно хотел заглушить главную свою мысль, что вот сейчас немцы ответят по его орудиям, стреляющим с открытых позиций.

— Огонь!

Но Ларину только показалось, что он подал команду: воздушная волна бросила его на, землю. Спустя мгновение он это понял. Во что бы то ни стало надо было оторваться от земли.

— Огонь!

Но это был не его голос. Он не понимал, что с ним, хотел спросить у Воробьева: «Воробьев, что со мной?», но тот лежал, уткнувшись лицом в снег.

— Огонь!

Дивизион стрелял. Дивизион стрелял — и это было самое важное. Ларин заставил себя оторваться от земли. Он встал на колени и сразу же увидел, что немцы разбили четвертое орудие. Увидел убитых и раненых и Макарьева, отчаянно кричавшего:

— Огонь!

Ларин встал на ноги. Вынул секундомер. Несколько секунд оставалось до того мгновения, как пехота должна ворваться в ослепленные немецкие доты.

— Прекратить стрельбу, — сказал Ларин, не зная, услышит ли его Макарьев.

— Прекратить стрельбу! — крикнул Макарьев.

Ларин глубоко вздохнул и вытер с лица густой липкий пот.

Через несколько минут над артиллерийскими дотами противника затрепетали маленькие красные флажки.

Почти одновременно Ларин услышал, как Макарьев крикнул «ура!» и как Елизавета Ивановна сказала наводчику четвертого орудия:

— Обнимите меня за шею. Я перенесу вас в тыл.

Тыл находился в ста метрах отсюда. Глубокий окопчик, неизвестно кем и когда вырытый, — там находилась санчасть полка.

— Нахожусь в артиллерийском доте противника, — передал Ларин Макееву. — Пехота ведет бой впереди, метров восемьсот от моего НП.

Ларин устроил свой наблюдательный пункт между камнями, видимо служившими до войны основанием добротной дачи или магазина. Мертвые были убраны. Раненых унесли. Ларин видел, как Макарьев, переходя от орудия к орудию, что-то рассказывал, по-видимому, смешное: бойцы смеялись.

Впервые за этот день Ларин закурил. При первой же затяжке у него закружилась голова. Выругавшись, бросил папиросу.

В это время он увидел бегущего к нему связного.

Связной бежал так быстро, словно снег не был ему помехой, и казалось, что он не подбежал к командному пункту, а слетел сюда сверху.

— Немцы прорвались! — крикнул он. — Танки!

Кровь хлынула у него из носа. Он повалился на снег, стараясь остановить кровотечение.

— Где Сарбян? — спросил Ларин.

— Дерется!

Связной побежал назад, и снова Ларину показалось, что он летит, слегка отталкиваясь от снега.

Через несколько минут положение батальона Сарбяна стало угрожающим. Восемь немецких танков, непрерывно ведя огонь, пробивались к бывшим своим артиллерийским дотам. Вернув этот оборонительный рубеж, немцы могли ударить во фланг нашим частям, еще не овладевшим Красным Селом.

Легкие батальонные пушки и противотанковые ружья не могли долго сдерживать немецкие танки, Сарбян приказал метать гранаты по танкам и сам, связав пять гранат, был готов броситься под передний танк и взорвать его.

Надо было как можно скорее ударить всем дивизионом по танкам, но положение осложнялось тем, что Ларин не видел фашистских танков, в то время как они отлично видели ларинские орудия.

Сарбян уже надел на себя пояс с гранатами, и Ларин подумал: «Он не видит и не слышит меня. Чем я могу остановить его?»

— Новиков, выстрел! — приказал Ларин. Это нарушило его первоначальный план — залпом всего дивизиона ударить по прорвавшимся танкам, но Ларин должен был вернуть Сарбяна к жизни.

Новиковский снаряд разорвался, не долетев до немецкого танка. Бойцы кричали Сарбяну:

— Стой, командир! Наша артиллерия выручает. Бьют по танкам.

Теперь вся воробьевская батарея била по немецким танкам. Не прекращая огня, танки двигались на эту батарею.