Александр Морозов - Центр

— Потому что мне никогда не стать нобелевским лауреатом по физике, ты же знаешь, — ответил он как попроще, а сам снова подошел к телефону и позвонил к себе домой, и Катя хотела сразу же повесить трубку, но он попросил позвать Витю, и она позвала, а он только сказал: «Ты помнишь Танечку Грановскую?» — и сам нажал на рычаг.

А потом снова вернулся к Люде, и теперь, что бы она ему ни говорила, он уже чувствовал себя удовлетворенным. Он хорошо знал, что Витька «не ходит по людям», не умеет пользоваться другими, даже если это приводит других в бешенство, короче, что он не умеет становиться стационарным, а значит, у него нет Людочкиного телефона, когда-то имел, но с того времени шестьсот записных книжек потерял или исписал вдрызг, значит, сейчас не имеет, значит, не сможет позвонить ему сюда и ответить. И вот поэтому Юра и чувствовал себя удовлетворенным. Он твердо знал правила этой игры: вопросы задаются только тогда, когда невозможно получить на них ответ. Карданов не ответит. Он тоже играет по правилам.

Пришла новая ватага и принесла с собой почему-то два портфеля фирменных пузырьков с тоником. Имелся тоник, но не было джина, и отчаяние компании, казалось, уже готово было перейти в полнейшую безысходность, но тут пришел Додик (в третий, что ли, раз он уже приходил) и принес две бутылки джина, два стеклянных симпатичных параллелепипеда. Сразу же все повеселели и обсели стол, возбужденно и враз заговорили, как будто вот только что была решена сложная техническая проблема.

Стали пить джин с тоником, а Юра уже решил времени даром не терять и произвести кое-какие изыскания. Он начал пить один тоник, чтобы получше определить, что это за штука.

— А я пью тоник без джина, — с готовностью объяснил он квадратному мужичку с бородой типа «смерть парикмахеру».

Но квадратный спокойно ему объяснил, что он, Юра, пьет джин без тоника. Юра поник, вынужден был признать, что запорол эксперимент, и начал пить без джина и без тоника. Женщина, соседка квадратного по столу, одна только могла оценить эту его способность и сказала Людмиле Рихардовне:

— А он у тебя способный.

— Наша школа, — откомментировала Люда, что можно было понимать даже и в прямом смысле, ведь школу-то они действительно кончали одну, но женщина поняла это по-своему, она потянулась к Юре со своим крупным бокалом и сказала:

— Не расстраивайся, лапушка, мы все здесь второгодники. И к тому же прогульщики. Не хочешь прогулять…

— Я хочу прогуляться, — сказал Юра и поднялся из-за стола.

Он отошел к каким-то креслам в углу комнаты, но затем снова подошел к столу, к квадратному и его соседке, стоя сзади, обнял его и ее за плечи, склонился над ними и вздохнул:

— Я вас поздравляю… с прибытием в порт приписки.

— Она баба неплохая, — возразил квадратный и протянул из-за плеча фужер Юре. — Ты это брось. Только вот ремня просит, ты это учти, без ремня совсем дурой может стать.

— Дурак, — сказала женщина, — если я ножницами отстегну твои подтяжки, ты предстанешь перед обществом в смешном виде.

— Ножницами не отстегивают, лапушка, — резонно заметил бородач, но тут Юра услышал сразу несколько голосов.

— Меня зовут Тамара, — сказала соседка бородача. — Можешь звать меня Томой. Я овладела тремя смежными специальностями. Могу мужа содержать. Но теперь все мужики сами зарабатывают. Это же чушь!

— Людочка, Барсова и вправду три года не пьет? Ты смотри проверяй, все-таки ребенка доверяешь.

— Я никогда не доверяю этим новым материалам. Капролактан — буза. Нейлон, чистый нейлон — в этом всё. Но где он?

— Адочка, нейлон — это всемирная мистификация. Его никогда не существовало.

— Неправда. Его делают на Дерибасовской.

— Ми-сти-фи-кация. Подписывали своим инициалом, а выдавали за чужое.

— Не надо врать, Адель. Ты никогда не любила нейлоновое белье.

— Мое белье вас не касается, мужчина.

— Оно и тебя не касается по причине отсутствия.

— Я Додику говорю…

— Нашла кому говорить.

— Химия полимеров — вот что спасет мир.

— Людочка, а когда ты будешь защищаться?

— На меня никто не нападает. И передай Лысому, чтобы он больше сюда не приходил.

— О, Лысый — корифей. Так жаден — «Волгу» мазутом заправляет. Ей-бо, сам видел!..

— Молчи, Нечипоренко. Он нашел способ разжижения асфальта. По хоздоговору с двумя котельными…

— Друзья мои, прекрасен наш союз! — прорвался наконец Юра, но тут собрались знатоки, и дальше декламировать ему не дали.

— Я знаю. Это на слова Маршака, в переводе Роберта Бернса.

— На что спорим? Раймонд Паулс в переводе Аллы Пугачевой.

— Она стихов не пишет.

— Что значит н е п и ш е т? Не люблю, когда людей оговаривают за их спиной.

— Давайте еще выпьем и погасим свет.

— Нет. Давайте погасим свет, а пить не будем.

— Чем тебе помешал свет? Ты и так света божьего не видишь. Молодой человек, ну что вы стоите за спиной? Почитали бы нам стихи, что ли?

Юра встрепенулся и опять было начал:

— Выхожу один я на дорогу… — но опять его заглушили.

— Это ты брось. Он пять лет одну гамму на аккордеоне отшлифовывал, но спиться не спился.

— Не на что было.

— Что значит — не на что? Именно и спиваются, когда не на что.

— Если растопить весь асфальт в мире, возникнет озеро…

— Вот по такому, наверное, Христос и шагал, аки посуху.

— Людмила, ну почему они у тебя все опошляют? Христос, между прочим, человек. Не тебе чета, бронтозавр недостреленный.

— Ну да, человек. Она ему, понимаешь, ноги мыла и прической своей вытирала. Причем, заметь, не париком, а натуральными. Тут будешь человеком, а чего ж? Томик, а вот ты мне ноги мыть станешь?

— Стану. Серной кислотой. Чтобы ты вприсядку шибче ходил. Вокруг стола, на моей свадьбе.

— Эх, Томик, что свадьба? А серная кислота ноне сильно разбавлена дождями в средней полосе Западной Европы.

— Индустриальный район Рура… — начал опять Гончаров, но женщина поднялась из-за стола, взяла его под руку и отвела к окну:

— Запомни, — сказала она, заглядывая в глаза сумасшедшим, немигающим взглядом, — каменный уголь — вот что спасет мир.

— Я всегда это знал, — ответил он, обнимая ее за плечи. Но на них смотрели, и она сняла его руку и отодвинулась от него.

— Пора домой, — сказала она, и во взгляде ее уже не было никакого сумасшествия. — У тебя никого нет дома?

— Никого, — сказал Юра. — Я только кандидат наук, и меня дома подвергают остракизму.

— Ну тогда так, — сказала женщина. — Иди домой и запомни: если ты всего-навсего перечислишь все вещества и материалы, которые можно получить из каменного угля, этого будет достаточно, чтобы ты защитил докторскую.

— Но если я защищу докторскую, это спасет мир? — настаивал Юра.

— Об этом позаботятся другие. Иди домой. И помни: научно-техническая информация — ключ к сердцу женщины.