Николай Балаев - Ураган «Homo Sapiens»

Конец истории проходил у Михаила на глазах. Михеев храбрился, сдавая дела. Плевать, я и тракторист, и машинист. Меня и на дизельную станцию зовут и на любую полярку.

Год прыгал Михеев туда-сюда, а потом запил по-настоящему, по-черному, и действительно сгинул. Только осталась память легендарная об инспекторе, от которого нельзя было спрятаться. Да, на полярки и на дизельные станции зовут тебя люди. А сердце? Где он, Михеев, сейчас?

Мария Гавриловна охала и каждые пять минут звонила по только ей известным телефонам, пытаясь отыскать единственную в поселке машину-такси. У двери как в солдатском строю застыли чемоданы и сумка.

Уезжала Лелька, птичка-невеличка.

— Бросьте вы бесполезное занятие, — сказал Михаил. — Поедем на автобусе, мы с Геной поможем. А пока давайте пить прощальный чай, время еще есть.

— Мне не хотелось обременять вас, — ответила Мария Гавриловна и, когда он посмотрел на нее удивленно, смутилась и добавила: — Ну, отрывать от работы и все такое…

— Чепуха, — бодро сказал Генка. — На нас можно возить водовозку! — Он только что явился и сунул в стакан букетик синих подснежников. Лелька потрогала лепестки и глянула на него.

Мария Гавриловна разлила чай. Все замолчали. Только позвякивали ложки и стаканы.

— А что мы сидим, как в келье? — наконец спросил Генка. — Для чего этот агрегат? — он придвинул к себе «Спидолу». Зазвучали обрывки английской, японской, испанской речи. — Весь мир в вашем доме, — сказал Генка. — А вот «Маяк», как раз то, что нужно для бодрости духа. — Он чуть довернул ручку. Мужской голос закричал:

Михаил подошел к чемодану, стал подтягивать ремешок.

Щелкнул переключатель, и опять стало тихо.

— А знаете, как о том же сказал Блок? — спросил Генка и, не дожидаясь ответа, прочел:

Он читал и смотрел на Лельку, а та сидела, уткнув подбородок в переплетенные пальцы рук, прикусив нижнюю губку, и ее растерянный взгляд метался по комнате.

На остановке Генка пропустил всех в автобус, подал вещи и остался стоять на пыльной щебенке.

— Заходи, — сказал Михаил, продвинув чемоданы.

Генка отрицательно мотнул головой, повернулся и пошел в поселок, через улицу, к берегу океана, где на серые галечные пляжи плескали первые волны и пахло лечебными травами.

— Что с ним? — Михаил повернулся к Лельке. Та опустила глаза и пожала плечами.

Вещи приняли прямо с автобуса в бортовую машину и повезли к самолету. В зале ожидания Мария Гавриловна куда-то исчезла, и Михаил с Лелькой остались одни в толпе. Между ними стояла голубая сумка с надписью «Аэрофлот».

В сердце Михаила вдруг заметались тревога и печаль, а отчего, он никак не мог понять. Ну, улетает птичка-невеличка, так надо только радоваться: еще один хороший человек входит в мир. Так в чем дело? Почему нет радости?

— Я напишу, — сказала Лелька. — Как только доберусь. Можно?

— Безусловно, — сказал Михаил. — Как общежитие, как экзамены.

Может быть, тревога от звонка Папы Влада? «Инспектор, тут Дима приехал, перед обедом будем в твоем офисе, готовь коньяк». Что там интересного привез Дима?

— Я все напишу…

— Конечно. Мне будет интересно.

Кругом все интересно, голова кругом. Что может быть интересного для меня в ее письме? Восторги по поводу новых подруг, факультетские новости, старые легенды из жизни альма матер… Бог мой, как давно это было… Что там у Папы с Димой?

— А летом приеду на каникулы… Не верите? — Она глянула в глаза, и Михаил увидел наконец ее растерянность и ужас.

Господи, совсем ребенок, и такая дорога, а я о Папе с Димой, вот чертова работа, баран толстокожий, обругал себя Михаил и тут же весело воскликнул:

— Конечно приезжай! Я отвезу тебя в тундру, покажу одну долину. Там сплошь растет красная смородина. Огромная, красная от ягод долина. А по ней лазят медведи, урчат от удовольствия, и тоже красные от сока. Представляешь: красные медведи! А пока грызи науки, время сейчас такое, без них ни в какую долину не по…

— Не надо так ! — отчаянно перебила она. — Я серьезно…

— Внимание! — прозвучал женский голос. — Объявляется посадка на рейс, следующий по маршруту…

— Мне, — отрешенно выдохнула Лелька.

— Ах, какая я растеряха, какая растеряха! — подбежала Мария Гавриловна. — Оставила сумочку в автобусе и ищу, ищу…

В глазах ее блестели слезы, и руки, прижимавшие сумочку, тряслись крупной дрожью.

— Иди сюда, Елена, иди: мне надо что-то сказать, — она враждебно глянула на Михаила, схватила Лельку и повела на улицу.

Михаил взял сумку «Аэрофлот» и специально отстал, чтобы не мешать последним наказам матери. Взвинчена, конечно, Мария Гавриловна, первый раз расстается с дочкой.

У ступеней аэропорта пофыркивал голубой автобус, И пассажиры, теснясь в дверях, занимали места. Мария Гавриловна все говорила Лельке, приближаясь к задним дверям автобуса. Лелька уже стояла на подножке и кивала матери, а поверх ее головы искала что-то глазами. Дверь наконец со скрежетом лязгнула, оттеснив Лельку в глубину автобуса, и тут она увидела Михаила и, крича что-то, застучала в стекло. Автобус двинулся, и оказалось, что Михаил и Мария Гавриловна только двое провожающих. Ни одного человека рядом. Весна: летят отпускники, семьями, прощаются с друзьями еще на приисках.

Гудел, прогревая моторы, самолет. Автобус подполз к нему, и по трапу стали подниматься маленькие фигурки. Лельку они не заметили — разве разглядишь на таком расстоянии? Она растворилась среди людских фигурок и могла оказаться любой из них.

Мария Гавриловна заплакала. Хорошо, пусть выплачется, это снимет нервное напряжение.

Самолет взлетел, сделал широкий круг и исчез на западе.

Так что же привез с «Ичуньского» Дима, Человек Дела?

— Я рада, что она улетела, — неожиданно сказала Мария Гавриловна. — Ведь вам уже тридцать, а она совсем еще ребенок.

— О чем вы? — удивился Михаил.

— О моей девочке, — у нее снова сверкнули слезы. — О ее первом чувстве.

— Да вы что?! — похолодев, с ужасом сказал он.

— Ох уж эти мужчины. Вечно они не видят главного… Не обижайтесь, Миша, я мать. А у нее мой характер. Поэтому я так боялась последнее время. Ведь я однолюб. С тех пор, как рассталась с мужем, не могу заставить себя вновь… Он был торговым моряком и погиб во Вьетнаме. Там бомбили причалы… Но теперь она улетела и вдали, я надеюсь, все пройдет. Должно пройти, — добавила она шепотом, полным отчаяния и сомнения.