Самуил Гордон - Избранное

За полгода до защиты дипломной работы Симон Фрейдин женился.

Ни один из его товарищей не сомневался, что Симон женился на московской девушке Наталии Зубовой лишь потому, что любил ее, в то время как два других дипломника с их курса женились на москвичках заблаговременно, чтобы после окончания института их никуда не послали, а оставили работать в столице. Фрейдину нечего было об этом беспокоиться. И так всем было ясно, что его оставят работать в Москве если не в самом наркомате, то в главке. Помимо того что был он одним из лучших студентов, он еще и лучше других знал жизнь. Поступил в институт, пройдя шахту и металлургический завод. Иногда, правда, вел себя как озорной и легкомысленный мальчишка. Никто не забыл, как среди бела дня он шагал по оживленным московским улицам в одних трусах и тапках. Но бывавшие у него порой вспышки мальчишеского озорства продолжались недолго, озорство прошло, почти не оставив следа.

Его товарищи не ошибались. Симон не имел задней мысли, когда женился на дочери заведующего кафедрой общественных наук Николая Дмитриевича Зубова.

Познакомился с ней Фрейдин на большом литературном вечере в студенческом клубе, где совершенно неожиданно для себя тоже выступил. Председатель вечера, известный комсомольский поэт, незадолго до того случайно побывал на заседании литературного кружка, когда Симон читал там свои последние стихи. Увидев Фрейдина на вечере в зрительном зале, он пригласил его на сцену и даже подсказал, что читать. Из пяти стихотворений, которые комсомольский поэт отобрал в прошлый раз для молодежного журнала, Симон наизусть помнил лишь три. И все три были о шахте. Кажется, никому не аплодировали так долго и громко, как ему, а среди участников литературного вечера были известные поэты, прозаики, драматурги. Симон понимал, что собравшиеся аплодировали ему так бурно потому, что он свой, их собственный поэт.

После вечера к нему подошла студентка, среднего роста девушка, с коротко подстриженными волосами и чуть прищуренными глазами на добром круглом лице. Подала ему чистый листок бумаги, назвала свои имя и фамилию и попросила автограф. Фамилия девушки была ему знакома.

— Заведующий кафедрой общественных наук нашего института Николай Дмитриевич Зубов случайно кем-нибудь вам не приходится? — спросил Симон, возвращая девушке листок бумаги со своей росписью.

— Николай Дмитриевич Зубов — мой отец.

Особого впечатления на Фрейдина тем, как она это сказала, Наталия не произвела, хотя произнесла она это с гордостью. Николай Дмитриевич Зубов нисколько не выделялся среди других заведующих кафедрами в институте и ничем особенным не запоминался. К тому же лекций у них на курсе не читал, если не считать трех-четырех раз, когда заменял их основного преподавателя. Насколько помнилось Фрейдину, Зубов производил впечатление очень эрудированного человека. Его лекции были насыщены цитатами из различных источников, и приводил он их наизусть, слово в слово. Читал он свои лекции, словно выучил их и ему нет надобности следить за собой, нет надобности бояться, что может что-то пропустить или сказать лишнее. В каждом произнесенном им слове ощущалась уверенность, как у человека, который не несет ни малейшей ответственности за сказанное, ибо ни одно слово ему не принадлежит, он лишь повторяет чужое. Николай Дмитриевич даже указывал по памяти, где и на какой странице можно найти все приведенные им высказывания. Студентов мало волновало, как он читает. Они не пропускали его лекций, потому что пропускать лекции вообще нельзя было, а не потому, что относились к этому гуманитарному предмету с той же серьезностью, как к техническим дисциплинам. Некоторые студенты вообще считали, что без этого предмета тоже можно быть инженером.

Для заведующего кафедрой подобные высказывания кое-кого из студентов не были новы. Он говорил о том на общем собрании. Выступление Зубова с многочисленными цитатами и формулировками еще сильнее удивило Симона; уже одним тем, что Николай Дмитриевич из прочитанного способен был запомнить столько наизусть, он вызывал к себе уважение. Симону трудно было понять, как успел он, Зубов, столько прочитать. Он ведь далеко еще не старый человек. Не так давно отмечали на кафедре его пятидесятилетний юбилей. Он не похож на человека, который день и ночь корпел над книжками. У него гладкое свежее лицо, и очков не носит. Только малость сутуловат, но не от чтения.

Наталия была похожа на отца. Но обнаружил это Симон уже потом, когда она высказала свое мнение о том, как читал он стихи, и о вечере в целом.

Не все суждения о современной литературе, о поэзии в особенности, Симон принимал. Но ему трудно было ей возражать. Он не был так начитан и образован и не умел, как она, так четко выявить и обоснованно истолковать идею стихотворения. У Наталии это получалось легко и просто, словно решала она арифметический пример. Самое сложное стихотворение могла пересказать своими словами и точно указать, где в нем идея и где искусство. Стихи поэтов, независимо от того, нравились они ей или нет, читала наизусть, как ее отец цитаты из общественно-научных трудов.

Симону показалось, что Наталия остановила его, взяла у него автограф и завела речь о поэзии не случайно. Наверное, слышала о нем прежде. Вполне возможно, что они друг друга знают понаслышке. Но он не припомнит, видел ли ее когда-нибудь. Разве что в клубе. К ним на вечера иногда приходят студенты из других институтов. Во всяком случае, для нее, дочери доцента автодорожного института, студентки университета, дверь их клуба, разумеется, всегда открыта.

После знакомства на том вечере Симон несколько раз приглашал ее на очередные поэтические чтения в литературном кружке. А когда они узнали друг друга ближе, он привел ее в общежитие показать свои картины. Она не пришла от них в восторг. Во всяком случае восторгалась куда меньше, чем товарищи по комнате. В его картинах, сказала она, неясно передано идейное содержание, в них мало светлых красок.

Как ни занят был Симон, редко выпадал вечер, когда бы он не встречался с Наталией, и всегда у них находилось о чем поговорить. Наталия не скрывала, что после окончания университета она, вероятно, поступит в аспирантуру. Симон об учебе в аспирантуре никогда не задумывался, хотя если бы к тому стремился, то, наверное, добился бы своего. Но он не собирается начисто отказываться от того, к чему его все время влекло и что не перестает напоминать о себе. Ведь ради осуществления своей мечты пошел он учиться на инженера. При этом ему даже было безразлично, в какой технический институт поступать. Наталия первая отговорила бы его пойти учиться в аспирантуру, иначе не стала бы советовать ему и дальше заниматься поэзией и живописью и не убеждала бы его, что со временем он многого достигнет.