Самуил Гордон - Избранное

К ужину Найла достала из серванта бутылку вина и две золоченные изнутри стопки.

— Не подумайте, — сказала Найла, предлагая ему открыть бутылку вина, — что я ее приготовила. Ее привезла в подарок одна моя ученица из Крыма к моему дню рождения. Она знает, что я родом оттуда и очень люблю своя родные крымские места. Вы хотите определить, сколько мне лет, что так разглядываете меня? Я не делаю из этого секрета. Мне ровно столько, на сколько я выгляжу. Двадцать вы ведь мне не дадите, а до сорока мне еще далеко.

— До тридцати, хотите вы сказать. — Симон не просто хотел ей польстить. Ему на самом деле казалось, что на вид ей ближе к тридцати, чем к сорока.

Наполнив игристым вином обе стопки и пожелав ей доброго здоровья, счастья и радости, Симон выпил вино одним духом, как пьют водку. И когда несколько минут спустя снова наполнил стопку вином, он будто увидел перед собой Таисию, какой она была в тот вечер, когда, оттого что коснулась его своей крепкой девичьей грудью, у него под ногами поплыл пол. В эту минуту Найла казалась ему еще совсем молодой. Колеблющееся пламя свечи в ее больших черных глазах отражалось, как загадочный огонек тлеющего террикона.

На этот раз Симон пил вино из стопки не торопясь, по капельке. И вдруг, будто снова увидев на месте Найлы Таисию, закупорил бутылку и отодвинул от себя.

— Вам вино не нравится? Или боитесь, что еще от одной рюмки опьянеете? — Она подвинула поближе к нему голубую тарелочку с нарезанным беконом. — Вы ничего не едите. Ну да. При такой закуске и от одной рюмки недолго захмелеть. — Она закинула голову на высокую спинку мягкого стула. — Вино, оказывается, не такое слабое, как мне показалось вначале. У меня что-то вдруг закружилась голова. Сейчас пройдет.

Рука его сама потянулась к бутылке, снова откупорила ее и налила до краев обе стопки. Найла, призадумавшись, разглядывала его. Симон не отвел взгляда. Получалось так, словно оба ждали, кто первый притронется к наполненной стопке. Но неожиданно для самого себя Симон встал из-за стола и подошел к открытому роялю.

То ли огарок свечи догорел, то ли Найла его погасила, и комната вновь погрузилась в темноту, но Симон не переставал играть.

Пальцы его быстро летали по клавишам, а сам он переносился отсюда в давно пролетевшую пору детства и юности.

Музыка заглушила собою все вокруг, погасила все посторонние звуки. Симон не слышал приближающихся шагов Найлы. Но почувствовал горячее дыхание позади себя еще прежде, чем она вдруг взяла его руки и поднесла к своим пылающим щекам…

К себе в комнату Симон вернулся, когда уже занимался день.

Кто она?

Этот вопрос не оставлял Фрейдина в покое весь день. Он слышался ему в шипении цветных стружек, которые резец слой за слоем снимал с темно-серой болванки, обнажая ее нежную сияющую сердцевину. Чем больше Симон думал о минувшей ночи, тем сильней брало его сомнение, та ли Найла, за кого себя выдает. Он сомневался уже во всем: и в том, есть ли у нее муж, был ли ее отец художником и в действительности ли картины на стенах его.

Коллекция статуэток и другие чудные безделушки на серванте — еще не доказательство, что ее муж археолог. А рояль — тоже не доказательство, что все годы она была учительницей музыки. Чем больше он задумывался над этим, тем чаще Фрейдину являлась в голову та же мысль, что удержала его у порога, когда пришел смотреть комнату: она задумала женить его на себе и тем спасти добро, нечестно нажитое при нэпе. Не будь он рабочим, не завела бы с ним знакомства.

«А откуда ей было знать, — спросил себя Фрейдин, — что я рабочий?» И тут же нашел ответ: «Кто еще, если не рабочий, может искать угол?» «А к какому классу принадлежит скрипач?» — «Он исключение». — «Но ведь я в первый же день сказал ей, что женат, что у меня ребенок. Пусть мы живем врозь, но я ведь не разошелся с женой, не развелся с ней».

Прийти к какому-нибудь заключению Симону не удавалось. Быть может, мешал отыскать на все ответ взгляд, каким Найла проводила его утром. До сих пор он ощущает его на себе, взгляд будто преследует его весь день. То был взгляд женщины, которая мучается не оттого, что произошло с ней в прошлую ночь, а от мысли, что он способен не так все понять, не так все истолковать.

К одному решению Фрейдин все-таки пришел: ему следует как можно скорее убраться отсюда. Если хозяева, у которых жил прежде, еще не сдали угла, он снова переберется туда. Найдет чем оправдаться перед Найлой. Что-нибудь придумает.

Не предвиделось сегодня и заседания литературного кружка. И небо не настолько очистилось от кучевых облаков, чтобы можно было поехать в городской парк. В такой сырой и ветреный вечер симфонический оркестр на открытой эстраде играть не станет. Не был уверен Симон и в том, что в такую погоду станут показывать кино в открытом летнем театре. Но он ничего не теряет, если пройдется туда. Все равно раньше ночи домой не вернется. Он войдет тихо, на цыпочках, чтобы Найла не слышала.

И на третий, и на четвертый день Симон возвращался к себе в комнату поздно вечером. Ему не нужно было ломать голову, куда деться. Оба вечера на заседании литературного кружка читали рассказы и стихи, а потом их разбирали. Среди стихотворений, которые отметили как лучшие, были и его стихи.

Оба заседания тянулись допоздна.

Откладывать переезд на старую квартиру Симон дальше не хотел, коль скоро выяснил, что прежние хозяева угол еще не сдали.

В воскресенье, в день отдыха, сразу же после завтрака он постучал к Найле. Чтобы это не выглядело в ее глазах глупым мальчишеством, он без всяких предисловий и оправданий объявил ей, что сегодня съезжает отсюда.

— Может быть, вы отложите переезд на завтра? Я с большим трудом достала на сегодня два билета на лучшую оперу Чайковского — «Пиковую даму».

— Завтра не смогу. Я буду занят. И вообще: зачем откладывать? — Не остановись он вовремя, а спроси: сколько причитается за квартиру, то всю жизнь не смог бы себе этого простить. Но его вовремя остановил ее недоуменный и растерянный взгляд.

— Вы думаете, Семен Исаакович, я не вижу, что вы меня избегаете? Мне нет надобности спрашивать вас, я и без того понимаю, что вы могли за эти несколько дней обо мне передумать… а что, если я скажу, что за те пятнадцать лет, что замужем, я первый раз спала с другим мужчиной и ничуть о том не жалею. Вы должны были почувствовать… Но сейчас не время для разговоров. Сейчас я желаю знать, пойдете вы со мной в театр или нет.

Но еще в театре Симон был почти уверен, что завтра никуда не переберется. А если не завтра, то, возможно, совсем не расстанется с этой комнатой. После того как он объявил, что съезжает с квартиры, ему интересно было выяснить, запрется ли сегодня Найла у себя или дверь между смежными их комнатами останется незапертой.