Владимир Дудинцев - Повести и рассказы

Федор никогда не видел таких мельниц. Он налег на перила, вытянул шею, стараясь сквозь пыльный туман рассмотреть, где же начало и конец железного цилиндра, который поворачивался под ним. За его спиной по площадке пробегали рабочие. Кто-то толкнул его. Федор увидел человека в плаще с капюшоном — не человека, а мглистую тень. Тень эта низко перевесилась через перила.

— Антонина Сергеевна! — сквозь грохот прорвался снизу девичий голос. — Опять не принимает!

— Вхолостую проверните! — женским знакомым голосом крикнула тень в плаще. — Слышите, Сима! — при этом она передвигалась по перилам, теснила Федю, стараясь разглядеть эту Симу под мельницей. — Сима, где вы там? Я говорю — вхолостую, вхолостую!

И снизу, из грохочущей мглы, донеслось, как далекое эхо;

— Попробуем вхолостую!

Федор выпрямился, шагнул в сторону и сразу же чуть не ткнулся лицом в припудренное пылью знакомое лицо под капюшоном плаща, увидел совсем близко темные окошки глаз — они просияли, должно быть, узнали Федю. И в уши его опять ударил смех рабочих и кашляние Петра Филипповича. Федор снова почувствовал себя героем, который так неловко, сгоряча ударился вчера о столб. Никуда не денешься — самая опасная свидетельница стояла перед Федором, и он с ужасом чувствовал, что его сейчас начнут жалеть.

Девушка посмотрела на Федю, на бумажную трубку в его руках.

— Вы ко мне?

— Объявление повесить… — полушепотом ответил он.

— Ну-ка, что за объявление…

Она протянула руку во мглу, и открылся светлый проем двери. Они вошли в коридор, здесь пыли было меньше.

— Вы откуда? — Антонина Сергеевна повесила плащ на гвоздь. Федор вздохнул — значит ошибка, она не знает его! Да она ведь и не могла его видеть, она сидела около Царева!

— Я заведую здешним красным уголком, — ответил он уже свободнее.

Она открыла еще одну дверь — это был ее кабинет. Здесь сияло солнце на стекле графина и пыль лежала лишь тонкой прозрачной пленкой на столе и на толстой тетрадке с надписью; «Студ. 5 курса А. Шубиной». Антонина Сергеевна села за стол, отодвинула эту тетрадку, сняла ушанку, и чисто вымытые волосы ее закачалисаь в воздухе, начали струиться, как струится весенний воздух над нагретыми проталинами.

— Ну-ка, что тут у вас… — сказала она, развертывая трубку. — О-о! А мне можно записаться?

Она подняла сияющие глаза, и, попав в их луч, Федор почувствовал мгновенный толчок. Эта девушка все еще искала своего смелого строителя, и глаза ее спрашивали: не ты ли?

— Я говорю: что вы будете ставить? — Она свела брови, желтые от фосфоритной пыльцы, не понимая, почему он молчит.

— Что будем ставить? — И Федор не узнал себя. Кто-то другой уверенным и звонким голосом заговорил о нем. — Будем ставить весь репертуар московских театров!

Она мягко засмеялась — поняла, что Федя шутит.

— Где же у вас сцена? Где клуб? Я что-то не видела.

— Клуба у нас нет. Но будет! Будет скоро!

— Я вижу. Раз такой заведующий, значит и клуб будет.

— Было бы кому посещать. Главное, чтобы артисты исправно на репетиции ходили, — сказал Федя со значением.

— Вы знаете… Я хотела сказать вам, что вряд ли… Я думала, что некогда в клуб будет ходить. У нас ведь беда… — Антонина Сергеевна умолкла, посмотрела на тусклое от пыли окно. — Беда у нас. Плохо разбивают шары материал…

Она встала из-за стола и прошла в угол комнаты. Там, на железном листе, лежали куски желтого камня и матовые стальные ядра. Антонина Сергеевна подняла обеими руками ядро стала над камнем, прицелилась и разжала пальцы. Ядро упало на камень с глухим стуком и, гремя, покатилось по железу.

— Видите? Не разбивает. Твердый камень пошел. — Она развела руками и вернулась к столу. — И влажность поднялась. А у нас еще и знаний маловато. Господи, мы совсем ничего не знаем! — Она оттолкнула свою тетрадку еще дальше и опять отвернулась к окну. — Читать надо, консультироваться. А здесь и книжки технической не найдешь. — Антонина Сергеевна подняла глаза на Федю, и он почувствовал, что он первый человек, с кем эта девушка-новичок решила поделиться своими печалями. — Такому руднику, как наш, нужна техническая библиотека, — говорила она, лаская его взглядом и, должно быть, сама того не подозревая. — Нужна! Он ведь скоро вырастет в большой комбинат!

— Будет клуб, будет и библиотека, — сказал Федор так, словно поклялся.

— Может быть, у вас в кармане приказ министра об ассигнованиях?

— У меня в кармане волшебная лампа… — Федя запнулся, запамятовал: чья же лампа? Но Антонина Сергеевна уже качала головой, грустно улыбалась своим далеким мыслям.

— Если у вас есть эта лампа… Достали бы вы мне книжку… К сожалению, это все глупости. Вот она, медная лампа, — она потерла кулаками лоб. — Трешь, трешь, и ничего не получается. И никаких других ламп нет… Так вы меня запишите. А объявление я повешу сама.

Федя взглянул на нее еще раз, вздохнул и осторожно вышел, а Антонина Сергеевна осталась за своим столом: руки — у лба, взгляд — за окно.

Думая о ней, решительно отмахивая руками, Федор прошел весь поселок и прибежал в столовую как раз к тому времени, когда подали суп. Он сел, взялся за ложку и охнул — остро заныло ушибленное вчера плечо. Но охнул Федя не от боли, а от стыда.

Когда он вернулся под стеклянные своды своего цеха, Газукин уже сидел на старом месте, на досках, и с довольным видом рассматривал измятый газетный лист. Это была «Пионерская правда». Почесав пальцем затылок, разложив на колене кисет, Васька оторвал от газеты длинную полоску, целую фразу: «Быть честным — значит быть смелым», еще раз прочитал, подумал и свернул из нее «громобой» — цигарку толщиной с палец.

— Федя, — сказал он, едко морщась, выпуская через нос и рот струи дыма, — позови сюда Фаворова.

Потом пристально посмотрел на Федора и добавил небрежно:

— Не надо, сам придет… Николай Николаич! — заорал он вдруг на весь цех и принял боевой вид. — Эй, ребята, крикни там начальника!

Через несколько минут к ним быстро подошел Фаворов. Он немного порозовел, потому что его, начальника и инженера, вызвал к себе обыкновенный токарь и вот даже не встанет, сидит себе на досках и курит!

— Почему курите в цехе? — холодно спросил Фаворов.

— Беги в управление, — ответил ему Газукин, затягиваясь цигаркой. — Доставай скорей письменное разрешение. Во дворе у Царева лежит железная «дура», вроде станины. Литая. Ее надо по тревоге перекинуть сюда. К следующему воскресенью сдадим все три вала.

С Фаворова сразу же слегла вся официальность, и он стал парнем одних лет с Газукиным и Федей.

— Как же это, ребята? Расскажите!

— Заделаем в цемент. Бабку переставим. Она там хорошо встанет. И с люнетом будем точить!