Владимир Дудинцев - Повести и рассказы

— За подшипником? Что у них там запчастей нет? Какой хоть из себя человек?

— Такой вот, с тебя ростом парнишка. На лыжах.

— На лыжах? К нам? А-а-а! — протянул Панкратий Савельевич. И вдруг резко ткнул пальцем серую доху Степана. — Шапка кожаная?

— Хромовая. Черная.

Катерина Матвеевна повернулась два раза кругом, словно от нечего делать, и отошла на несколько шагов. Отошла, а потом побежала к соседней избе. Обитая рогожей дверь хлопнула за нею.

— Зна-а-аю теперь, — все хитрее и тоньше заулыбался механик. — Он уже не в первый раз за этим подшипником к нам едет. Никак увезти не может.

Тут Панкратий Савельевич выразительно покосился на соседнюю избу.

— Эх, ребята! Подшипник-то больно хорош!

Мы вышли на середину улицы и стали смотреть на далекую белую гору, что поднималась над снежными, уже сиреневыми крышами села. Хрустя снегом, к нам подошли двое парней в драповых черных пальто и в одинаковых кубанках из серой мраморной мерлушки. У того, что постарше, под рукой висела на ремне гармонь. Он был высок и тонок. Я чувствовал, как притягивают меня, вызывая на бой, его жгучие насмешливые глаза.

— Дядя Панкрат на улицу вышел, — гармонист перехватил папироску в угол рта и протянул руку механику. — Хорош будет вечерок?

— Для вашего брата когда он плох? — ответил Панкратий Савельевич.

— А то пойдем погуляем! А, дядя Панкрат? Уважь разок. Твои ученики просят!

— Ученики, только не по этим делам.

— А то пойдем? Вот и Катерина Матвеевна вышла. Вечерок почуяла. Катерина Матвеевна, картину пойдем смотреть?

Я опять увидел эту девушку. На ней были уже не валенки, а фетровые боты. Девушка стояла на крыльце, не решаясь сойти вниз.

— Уговор дороже денег, Катерина Матвеевна! Билеты куплены!

Девушка взглянула на него и что-то тихо сказала.

— А? — переспросил гармонист.

— Не пойду! — громко и отчетливо произнесла она. Сошла вниз, взялась за рубленый угол избы и потянулась вперед, стала смотреть на белую дорогу.

— Что это вы все смотрите? — удивился гармонист. — Пожар или что?

— Леша едет, — коротко ответил Панкратий Савельевич.

И в этот момент на вершине горы появилась черная пылинка. Она задержалась на несколько секунд и затем поплыла вниз по белому склону. Вот точка стала крупнее. Лыжник исчез за бугром, потом вынырнул значительно ниже и понесся поперек склона, снижаясь, как самолет.

— Что делает, что делает! — проговорил дядя Панкрат, следя за лыжником восхищенными глазами. — Смотри ведь — и не упадет!

Лыжник круто развернулся и камнем скользнул за далекие крыши. Мы бросились вперед по улице. Сделали несколько шагов и увидели Лешу. Он шел нам навстречу, так же красиво и прямо отмахивая рукой. Панкратий Савельевич шагнул к нему. Леша узнал его и заторопился, словно хотел соскочить вперед с медленно скользящих лыж. Полотенца уже не было на его разгоряченном исхудалом лице.

Он подъехал к нам, сдерживая сильное дыхание, на ходу снимая варежку. Минуя протянутую руку, Панкратий Савельевич принял его в объятия, покачнул и звонко расцеловал в обе щеки.

— Ну и парень! Ну, ходок! Это что же — лисичку добыл? А я думаю — зима, теперь совсем нас забудет.

Леша взял механика за руку, посмотрел вдоль улицы, и вдруг радость его стала угасать. Все еще пожимая руку дяди Панкрата, он опустил глаза. Оглянулся по сторонам, словно не узнавая села. Потом так же внезапно развеселился.

— Привет братьям Власовым! — раздался его громкий напряженный басок.

Оба парня в черных пальто шагнули вперед и пожали ему руку. Старший не донес папироску до рта, поднял бровь и повел глазами — сперва в сторону, потом на Лешу.

Наконец-то я понял, в чем дело: прихрамывая в новых ботах, к нам медленно приближалась Катерина Матвеевна. Опустив глаза, она тихонько обошла Лешу и братьев Власовых и стала за спиной у Панкрата Савельевича.

— Здравствуйте, Леша, — почти шепнула она.

— Здравствуйте, Катерина Матвеевна, — еще тише сказал Алексей.

И весь разговор! Леша сам поспешил прервать его.

— Дядя Панкрат, я к вам по делу, — громко сказал он, взглянул на Степана и побагровел.

— Знаю, знаю, — заторопился, замахал руками механик, быстро, как-то снизу оглядываясь на всех. — Знаю. Товарищ мне сказал. Сейчас сам подберу тебе все детали. Это сделаем. Для тебя — чего уж говорить.

— Я сегодня же обратно. Завтра после обеда мне надо на работу.

— Сделаем, сделаем, — Панкратий Савельевич опустил голову. — Чего уж говорить! Ты поди родню проведай и ко мне заходи. Не бойся, машины скоро пойдут. Посадим. А я живо все соображу.

И дядя Панкрат, не взглянув на нас, побежал к своей избе, как будто и впрямь Леше было нужно что-нибудь.

— Ну, как вы на новом месте? — несмело спросила Катерина Матвеевна.

— Ничего, работаем, — ответил Леша и, скривив ногу, досмотрел под лыжу. — Станки новые получили. А как у вас в школе?

— Все так же. Ездила в район. Учебники привезла…

И они медленно пошли по улице, не глядя друг на друга, как будто между ними шел третий.

Старший Власов, все так же держа папироску у рта, проводил их одними глазами. Потом повернулся, и оба брата пошли в другую сторону. Резкие насмешливые звуки гармони встряхнули тяжелую тишину. Круглолицый шофер остался один посреди улицы, вздохнул и побежал вразвалку через площадь — к гаражу.

В избе механика уже горело электричество. Панкратий Савельевич сидел за столом перед миской со щами. Тонкие губы его были сжаты. От носа через впалые щеки легли энергичные складки. Широко открыв глаза, он смотрел на синее от сумерек окно.

— Понимаешь, приехал… — проговорил он, шевеля ложкой в миске. — Ты понял что-нибудь там, на улице?

— Кое-что понял, — сказал я.

— Приехал, голова садовая. Не смог! А увидят друг дружку — рот не могут открыть. Видишь, на нашу Катерину Матвеевну Власов виды имеет. Тот, что с гармонью. Комбайнер. Гроза — на Героя все тянет. Думается, не вытянет — учиться не хочет.

Панкратий Савельевич хлебнул щей и отодвинул миску.

— Ничего не скажешь, малый он из себя видный. Власов, Власов — только и слыхать. Кто в деревне на виду? Власов. Нашего брата, обыкновенного слесаря, — нас не видать. А я тебе скажу: сядь Лешка на комбайн — завтра же Власова забудут. Это мастер. Механик-универсал.

За окнами проплыли переливчатые веселые переборы гармони. Дядя Панкрат прислушался.

— Разгулялся Власов. Бушует! Прошлой осенью я говорю Алексею: «Что ты смотришь, Леша? Послушай меня, сядь на комбайн. Спесь кое с кого посбей». Нет! — механик ударил ладонью по колену. — Не сел! Ничего не говорит, только бледнеет. Гордый! — Панкратий Савельевич вздохнул. — Этот нашему делу не изменит, почему и взяли его отсюда в Большую Речку. Он там вроде меня — за старшего.