Владимир Малыхин - Наследник

квартиру и даже стирала кое-какое его бельишко. Днем она работала на швейной фабрике, поэтому

могла бывать у него дома только по вечерам. Однажды, после долгой воздушной тревоги, она

осталась у него на ночь. Они сидели на диване и целовались. Тихо потрескивала "буржуйка", язычки

пламени бросали через щели ее неплотно прикрытой дверки дрожащие блики на стены и потолок.

Неожиданно Маша вскочила, подошла к пуфику, на котором, как всегда, восседал большой плюшевый

Мишка, и повернула его мордочкой к стенке.

— Ты что? — не понял Виктор.

— А зачем он все время смотрит на нас своими пуговками? Ну его...

* * *

В один из последних дней сентября Георгий Николаевич неожиданно приехал домой на рассвете.

Не снимая плаща и кепки, сел к столу и сказал выглянувшему из-под одеяла сонному Виктору:

— Просыпайся, знатный лекальщик, петушок пропел давно...

Понимая, что отец зазря в такую рань не приедет, Виктор вскочил с постели и стал натягивать

брюки.

— Что случилось, товарищ директор?

— Ты ведь запретил директору завода заходить к тебе в инструментальный, стесняешься

родственной связи. Так вот пришлось нарушить твой сладкий сон...

Виктор, продолжая одеваться, внимательно поглядывал на отца.

— Ну ладно, шутки в сторону, — сказал Георгий Николаевич, закуривая папиросу, — получен

приказ об эвакуации завода. Собираться надо и тебе с мамой...

— Как это?! — удивился Виктор. — Ведь она же роет окопы…, а я...

— А ты ждешь повестку из военкомата. Ты это хотел сказать? — перебил его отец. — Знаем, все

знаем. Мир не без добрых людей... Наслышаны...

Виктор смутился, покраснел:

— Ты прости, отец, но...

— Ладно, бог простит.

Виктор искоса поглядел на отца:

— По-моему, мама ни за что не согласится... бросить лопату и уехать.., в тыл. Ты же ее знаешь...

Оба надолго замолчали. Виктор продолжал одеваться, Георгий Николаевич курил.

— Скажи, пап, а здесь кто-нибудь от завода останется? Мастерская какая-нибудь или еще что...

— Хочешь остаться?

— Если мама останется и хотя бы кусочек завода, то мне и сам бог велел...

Георгий Николаевич прошелся по комнате, остановился напротив сына:

— Ты что думаешь, что завод эвакуируется в Сибирь для того, чтобы мы там бабочек сачками

ловили или грибы в тайге собирали? Чтобы победить здесь, надо победить там!... Понял, знатный

лекальщик? Работы там хватит всем — и тебе и маме. — Он помолчал и добавил: — Да и на фронт

оттуда при желании тоже можно попасть.

— Написать заявление в райвоенкомат и уехать? Согласись, отец, это было бы, по меньшей мере...

не по твоему. .

Георгий Николаевич ухмыльнулся, повернулся лицом к сыну:

— Не надо бить ниже пояса. Это прием запрещенный... — Он опять прошелся по комнате: —

Ладно. Еду к маме на Сходню. Они там сейчас копают. . Решим все с ней.

Он быстро вышел из квартиры. Виктор услышал, как хлопнула дверца стоящей возле их садика

отцовской "эмки". Он поставил на остывшую за ночь "буржуйку" чайники, присев на корточки, стал

разжигать в ней огонь. "Буржуйка" зашумела, по лицу его побежали блики от язычков пламени.

Виктор долго задумчиво глядел на эти язычки. Они напомнили ему ночные костры в заводском

пионерском лагере на станции Сходня, где сейчас его мать рыла окопы и противотанковые рвы. А

тогда они пели там песню о печеной картошке и "Широка страна моя родная...". Он вспоминал об

этом и ему показалось, что фантастическая машина времени перенесла его в другой мир, огромный и

холодный, в котором его кое-как обогревает только эта маленькая печурка. Ему стало жалко себя, он

поежился и положил в "буржуйку" еще пару маленьких поленьев. Постепенно его задумчивый взгляд

становился тверже и сосредоточенней. Он уже не видел перед собой веселые пионерские костры, он

ничего не видел. Виктор смотрел на огонь и думал, как ему остаться в Москве, он ни за что отсюда не

уедет. Ни за что! А если военком откажет еще раз, то он знает, как поступить... Запульсировала черная

тарелка настенного репродуктора. Через некоторое время из нее послышалась мелодия

"Интернационала". Виктор снял с "буржуйки" закипевший чайник и начал свою утреннюю трапезу:

ломоть серого хлеба, намазанного вареньем (осталось в банке на самом донышке), и кружка чая. По

радио передавали утреннюю сводку Совинформбюро.

* * *

Анна Семеновна наотрез отказалась покинуть оборонительные работы и ехать в эвакуацию. — Это

было бы с моей стороны преступлением, — сказала она мужу. — Я никогда бы не простила себе это

дезертирство. Когда мы здесь все закончим, я с Виктором обязательно приеду к тебе. Надеюсь, нам

найдется на заводе место... Ты же понимаешь, что я не смогу оставаться здесь, зная что ты там один,

без присмотра... А пока... — Георгий Николаевич крепко обнял жену. Некоторое время они стояли

молча, думая каждый о своем, но это "свое" было для них одним и тем же. Потом Георгий Николаевич

поцеловал ее и, резко повернувшись, широко зашагал к стоящей неподалеку машине. Анна

Семеновна долго смотрела ему вслед, скомканным носовым платочком утирая медленно ползущие по

щекам слезы.

* * *

Завод демонтировали и он несколькими эшелонами должен был эвакуироваться на восток.

Дружинин принял решение ехать с первым эшелоном. Нужно будет прямо с колес брать быка за рога,

— думал он, — на раскачку мне никто время не отпустил". Виктор оставался в Москве с ремонтными

мастерскими, которые должны были развернуться в два цеха: по производству мин и ремонту

военного снаряжения. В день отъезда Георгий Николаевич заехал домой попрощаться с Виктором.

— Прошу тебя о двух вещах — береги маму, а когда она будет уезжать, сам посади в вагон.

— Хорошо, отец. Все будет, как ты сказал.

— Ну, сынок, давай попрощаемся, — сказал Георгий Николаевич, крепко обняв Виктора...

В этот момент в прихожей раздался звонок. Виктор побежал в прихожую и открыл дверь. На

пороге стояли супруги Погосьян.

— Витя, — сказал Арменак Макарович, — мы увидели в окно Георгия Николаевича и решили

зайти.

— Проходите, проходите, — говорил Виктор, пропуская их в квартиру.

— Он еще дома?

— Дома, дома! — громко подтвердил Дружинин, узнав соседей, — заходите, заходите!

Арменак Макарович и Татьяна Михайловна зашли в столовую, вид у них был растерянный.

Георгий Николаевич усадил их на диван, сам присел рядом на стул.

— Извините за вторжение, — сказал Арменак Макарович, — но мы за советом.

— Да, да, — закивала головой Татьяна Михайловна, — именно только за советом. Мы не знаем,

как поступить...

— Нашу лабораторию, — сказал Арменак Макарович — распустили, нам выдали деньги вперед,